Книгочейское

Рассказ из жизни одного знатного хищника, родом из хорошего прилесного Дома, продолжающего дело своей семьи - тщательное запечатление опасных и тревожных событий и явлений реальной жизни. Этот хищник придерживается социальной сферы, ставя в центр своих книг опасных людей и группировки.

На металле корпуса зрительной трубки я чувствую кончиками пальцев вырезанные символы этского шифра. Говорилось что-то про усиление зрения, но понимание исходило скорее из контекста, ведь в старом наречии я так и не смог добиться внушительных успехов. Подарок приятеля по переписке из тёмногорья представлял из себя устройство само по себе любопытное, однако практического применения, помимо баловства, я выдумать ему так и не смог. Усиливающий кружок линзы выхватывал зеленеющий кустарник. Этот был совсем немного опалён, там была граница, где бушующий пожар решил остановиться. Я мог бы разглядывать его отдельные листья, стоя шагах в пятидесяти, еще долго, если бы ни учтивая, но внезапная фраза замыкающего наш отрядец:

"Может нам следует встать, ваше могущество?"

Замыкающий, весь зашитый в тёмносерую стальную чешую так, что из неё выглядывал только усатый триугольник лица смерял меня почтительным взгядом. Несмотря на разницу в росте почти в полторы головы он понимал, что смотреть на меня нужно снизу вверх.
"Нет, вставать нам никак нельзя. Нам нужно успеть к околице городища к темноте. Там разбить стоянку и подготовится к важному завтрашнему броску к цели, которая, по моим предположениям, находится на противоположной от нас стороне бывшего поселения" - подумал я и, ответив лишь пренеприятнейшей физиономией мешаному бойцу, закинул трубку во внутренний карман.
Сделав два резких шага к повозкам, я перешел на шаг спокойный. Шаг, которым мы шли весь день от нашей последней стоянки в небольшом городке, при усадьбе одного друга моего Дома. Шли мы по зарастающей сельской дороге с двумя повозками, дюжиной бойцов и проводником из местных, я и мой помощник, который сейчас покачиваясь сидит на краю задней повозки и что-то пытается нацарапать в своём альбомчике. Он должен был зарисовать границу пожара, нельзя было упустить такой пейзажец. Зарисовать и записать в дневник шествия. Надо будет позже проверить. А ведь я и сидя в тишине за дубовым столом не смогу нарисовать чего-то вразумительного, а это малец умудряется малевать красоту, сидя на краюшке трясущийся двуколки. Что уж говорить о записях на древенском. А ведь и этот язык остался у меня вместе со старым, на уровне интуитивного понимания.
Так, что-то много мелких разочарований подряд, нужно срочно кого-нибудь поучить.
Сделав два резких шага к повозкам, я перешел на шаг спокойный, обратив внимание, что боец, идущий сзади и немного наискось в двух шагах от транспорта моего помощника, как то странно держит голову, будто бы высматривая что-то слева на горизонте. Вот только ему явно мешал его же задраный кверху нос.
Двигаясь почти украдкой, как бы по дуге, справа вокруг него, приближаясь к помощнику, я, не обнаружив на горизонте ничего кроме горелого леса, продолжал разглядывать бойца. Его подбородок, да и вообще всё лицо было как-то слишком горделиво высоко, в отличии от его шлема, который повис на лямке на шее, высвобождая недлинный вьюн рыжих патл. Усы были задорно подзавёрнуты на концах. Губы, надутые как-бы недовольно, в совокупности с ужасно серьёзным выражением сереньких глазок и скученными бровями делали выражение лица окончательно идиотским.
Под конец моего путешествия по дуге я наконец обратил внимание на моего подручного. Тот, яростно выскрёбывая что-то в альбоме на согнутом локте, то и дело стрелял глазами в нашего стража. То смешно двигал складками на лбу, то почесывал большим пальцем негустую бородку, то подтачивал карандаш о стенку повозки. Да мне конечно же было всё понятно с самого начала.
"Малец, не покажешь?"
Копьё почти подскочил, а помощник уже протягивал мне альбом. Да, лицо рыжего красовалось на желтоватой бумаге, от растрёпанной чёлки до ключиц закрытых кольчугой, красиво вытертое черным, синим и красными углями. Детали не упущены, вот только глупость выражения передать художнику не удалось - тут наш сторожок больше похож на воеводу, оглядывающего поле будущего боя, меж холмов, куда ему придётся завтра вести своармию погибать.
"Ваше благо..." начал было боец.
"Не дурно" - бросил я и начал было листать альбом, наблюдая записи на двух языках: "Так, а переход от зелени к погари запечатлел?"
"Ваш благородие, это ж личный, давайте ка его сюда. Иллюстрации в рабочем, он тут, у меня, у борта..." - помощник извернулся, перекрутился назад, и стал что-то разгребать в повозке, не желая отрывать задницу с насиженного места.
"Ах. Личный." - протянул было я с ухмылкой, перелистнув назад на портрет рыжего.
"Так, домашним отправлю, батюшка. Давно уж гуляю!" - неуклюже вклинился стражник, уже натянувший обратно шлемак, - "Давно уж... Ходим."
"Да. Дни невольных всегда дольше." - подумал я, оглядывая копьё, вид у которого с каждым мгновением становился всё более виноватым. По итогу он рвано, коротко поклонился и сделал несколько шагов в сторону, опираясь на древко, почти как пьяный на трезвого друга.
"Жестоко вы с ним, ваше благородие. Сколько еще от такой контузии фантазией отходить будет..." - мы обменялись почти идентичными альбомами.
"Ну-с, столько сколько надо." - пробубнил я под нос, ища в рабочем альбоме последние записи. Так-так. Да, вот оно. Переход с зелёной растительности на буреющую. Деревца, обращающиеся в обугленные коряги. Уходящая в даль дорога и фигурка в синих долгополых одеждах в настолько гордый, насколько возможно для зарисовки профиль, разглядывающая что-то через цилиндрик у глаза. Далеко пойдёт скотиняка, уж я ему это обеспечу. Ладно, так, дальше описание ситуации зарисовочки, по которому потом будем уже делать полную иллюстрацию. "...Переход от жизни к смерти, от творений тепла настоящего к творению тепла безумного, буйного..." Ну на пепле как раз таки всё очень хорошо живёт, так что не соглашусь с метафорами, но к сути... "...замер в созерцании перемен. Ведь нельзя изобразить сокрушительнейшей перемены звуков: пропали птицы, пропали полёвки, пропали стрекозы..." И я тут же замер в созерцании перемен. Я встал и понял, что могу слышать шорох топота сапог моих копейщиков. Понял только сейчас. "...мы тут же поняли, что такая перемена не могла быть вызвана только лишь выгарью. И на поддержу такого мнения вскоре пришел звук. Сначала он был шепотом пересыпающего песка, но быстро развился до гула, свиста горного ветра. Но какой же горный ветер в правых центральных равнинах? Мы приближаемся всё ближе к нашей цели - к свидетелю кащунственейшего по своей величественности акта искажения токов настоящего тепла - к одному из ближайшей свиты того, кто сейчас нам всем известен как Вторая Звезда..."

Да, гул, теперь я еще слышу этот гул. Даже не гул, а звон, такой, почти на границе слышимости звук высокой струнной ноты.

"Ваш..." - опять я наткнулся на мешаного замыкающего, лыбящегося густыми бурыми усищами.

"Почерк этот твой, хрен разберёшь. Пришлось притормозить, чтоб понять каракули. Да, как на лагерь встанем обязательно всё перепишешь. С предельнейшей аккуратностью. Проверю. " - Нагнав повозку, сказал я, как бы оправдываясь за свою остановку перед подручным, чешущим свою бородку большим пальцем.
"Будет сделано!" - отвечал помощник, принимая альбом назад. Раскрыв альбом, он пролистал несколько страниц и захлопнул его обратно.
"Жутковато мне сделалось. Руки хотелось чем-то занять, писать нечего, а тут как раз копьё портрет просил. Ничего, что я вернусь к рисунку?"
Собственно ничего и не происходило, со времён границы пожара. Да и это такое само по себе происшествие. Ничего нагнало вакуум разума, а звон этот нагнал в пустоту жути. Ну что за гадина, теперь мне тоже как то не по себе стало.
"Сколько же ты возьмёшь с этого человечка?" - поинтересовался я нарочито бестактно, ведь боец был от нас в паре шагов.
"Да я что-то не думал даже. За так. За слово доброе." - отвечал помощник, слегка надув губы, поглядывая на копье, который шел где-то за мной.
"Достойной работе - достойная плата. За портрет хотя б пару кожанок, но уж отбери" - поучал я, отходя в сторону, освобождая пространство для модели.
Уже разглядывая обгоревшие травы правой обочины, я расслышал, как наш копейщик полу-шепотом спрашивает: "Что такое портрет?"
Звон буквально действовал на все три составляющих моего естества. Разум зудел вопрошающе, не удовлетворяясь ответом, что это таких масштабов эффект направления настоящего тепла. Дух возмущенно стучал по черепной коробке, недовольный тем, что звон до сих пор не покорён мною. Тепло требовало движений, буйства, драки.
Пару раз сжав рукоятку меча до побелевших костяшек пальцев, я пришел к выводу, что бегать туда сюда по дороге перед всей моей экспедицией было бы совсем стыдно, и решил удовлетвориться очередным разминкой голосовых связок.
Подкорректировав траекторию своего движения к травоядному гиганту, тянущему повозку с моим художником, я услышал какое-то надрывистое то ли кряхтение, то ли хрюканье, то ли хмыканье. Должно быть так мой толкан спасался от той же напасти, что и я с подручным. Похоже на какой-то военный марш, да, есть что-то знакомое...
"Не устал, малой?" - выдал я нестареющую классику, поравнявшись со старым тягачом, который был на добрую тройку голов выше меня.
Крякнув, он ответил с кривой ухмылкой - "Будет вам, хозяин. Я бы еще по каждой такой поклаже, да в обе руки, да еще день бы шел."
Преувеличивает.
"Ничего-ничего, Звезда последнюю треть ползёт, проводник говорил, что к сумеркам до околицы доберёмся, там и встанем" - увещевал я, слегка наклонившись туловищем вбок, пытаясь посмотреть за первую повозку, где шел командир охраны рядом с местным мужичком. Казалось они о чем то оживлённо беседовали, полосатые полы накидки нашего проводника так и бросались из стороны в сторону от резких жестикуляций. Так, ну драки я хотел, но только себе.
"Встанем то встанем." - вдруг продолжил после паузы седеющий здоровяк - "Да вот только..." - как-то замявшись он пробубнил.
Выпрямившись я повернул голову к толкану. Он опустил глаза под ноги.
"Ну вы же слышите? Ревёт как. Плачет."
Плачет значит? Новенькое описание. Местные хищники, черенки, кто сбежал от пожара, описывали звук как писк или скрип. Кто-то как лязг стали. У помощника был гул или вой, или что там. Мой звон струны он решил одухотворить. Очеловечить. Любопытно.
"Ну и пусть ревёт. Ты не слушай." - издевался я.
"Да как тут не слушать..." - ныл толстый.
"Ну ладно, будет. Мы-то приготовились так ночевать. Обеспечим всем затычки для ушей из ваты со смолой. Или воском там." - я раскрыл планы нашего лекаря.
"Главное не забыть перед сном плач этот из головы выгнать" - не унимался бубнить древожёр.
"Так или иначе, у вас двоих завтра день отдыха вырисовывается. К селению налегке схожу."
"Ой, ведь даже хуже... Даже каретка отвлекать не будет."
"Ну уж постарайтесь найти чем себя занять!" - махнул я рукой и упёрся взглядом в спину бойца, идущего чуть правее от меня. Он помешал мне рвануть вперёд от этого нытика. Может быть прямо сейчас забить уши смолой?
"Ладно, слушай, не горюй там наверху" - бросил я напоследок травоядному, устремляясь в освободившееся пространство между первой повозкой и маячащей спиной копья.
"Хоть кто-то меня развлечёт!" - думал я, пробираясь к голове нашего отряда, где о чем то спорили командир и наш проводник. Сейчас уже стало заметно, что не только в разные стороны летают полы накидки проводника, но и руки хищника, идущего с ними рядом. Благо мечи с топорами пока мирно весели на поясах. Надеюсь так и будут висеть. До тех пор пока я не возьму лучший ракурс. Впрочем, боюсь у полосатого старичка хватит ума не нападать на копьё. А командир у меня ненавидит драки. Именно поэтому он мой командир.
Лавируя между бойцами, я вдруг услышал отчетливое прерывистое сопение. Сразу понял, что это тягач первой повозки - звук примешивался к звону где-то сверху.
Молодой травоядный, потрясая пухлыми щечками и посапывая, жевал свою жвачку шире обычного двигая мощными челюстями.
"Эй, ты как там? Держишься?"
Толкана напугать не удалось, он наблюдал за моим приближением. Не переставая жевать, тягач перевёл взгляд куда-то на небо, потом снова вернул взгляд на меня, и неопределённо покачал головой.
"Уже бежал бы. Если бы не понимал, что сподручнее с вашими, хозяин, рядом быть. Если вдруг что начнётся."
Травоядный приулыбнулся, надув и так пухлую щеку до необъятных размеров. Только сейчас я заметил, что на плече у него лежит лук. Длиной больше меня и с хищное запястье толщиной - уверен он может посоревноваться с копьями наших охранников. За поясом поясом гиганта болталось три копья поменьше - свидетельские стрелы.
Я погрозил ему пальцем - "Ну смотри у меня. Сам я это тащить не стану"
Вторая повозка была раза в два больше первой, на четырёх колесах. Помимо всего прочего там внутри где-то валялся наш лекарь. Сквозь щели просачивался дымок трубки. Я пару раз стукнул по борту телеги, чтоб не расслаблялся там.
"В следующий раз возьму в два раза больше" - травоядный нахмурился и упёрся глазами в землю. Не понятно шутил ли он.
Я звонко хмыкнул.
"Да, оставь это до следующего раза. Впрочем, этот случай будет для нас своего рода уникальным."
"Вы говорите так каждый, мать его, раз."
"Ну да, ну да... А ты каждый раз вспоминаешь про удвоенную плату."
"Уж на этот раз точно..."
"И это тоже уже было не раз" - Подумал я, пытаясь заглянуть за горизонт.
А ведь не является ли каждая наша книга "своего рода уникальным случаем"?
Описания новой власти центральных равнин? Домашним просто появляться на глазах круговских опасно, а мы докапывались до них с вопросами. Впрочем, их и так дерьмовая репутация очень уж нуждалась в восстановлении среди прилесных. Впрочем, это же и значит, что им было не очень проблемно прирезать меня - руки, по локоть в крови, сложно запачкать еще больше.
Истории про тёмногорских стрелков. Да, каков шанс, что потемневшие враги Гогота понаделают в средних тёплых дырок просто просто завидев их? Таков, что мы смогли его избежать. Удалось дорваться почти до верхушки горцев "Черного Солнца". Всё таки нам следовало опустошить себя, чтоб добраться до самой верхушки. Я слышал можно найти умельцев, которые бы подогрели нас обратно, после завершения работы. Мысль об упущенных возможностях будет преследовать меня бессонными ночами еще долго.
Вот где действительно страшно было нашим толканам так во времена лягушьих историй. Смугляши таскающие как шарфик оторванные члены травоядных. Просто восхитительно. Еще бы эти слухи оказались правдой. Наверное мы были чуть ли не первые белые хищники, оказавшиеся в Илах не в качестве рабов. А уж травоядные там оказались точно впервые. Благо радопикские как раз дали добро на проход толкачей по своим лесам. Впрочем охрану то мы тогда всё равно удвоили. Впрочем им всё равно не разрешили войти в Илы. Отдувались мы с подручным вдвоём. Но какие же там были девушки. Да, в отличии от наших зарвавшихся хищниц, лягушки знают как услужить мужчине.
А вот в экспедиции потерянных припустынских селениях девушек не было. Тоже было черным черно, прямо как сейчас. Но тут хотя бы звезды светят. И можно ходить спокойно, не опасаясь быть разорванным в клочья замерзшим ветром. Эта участь миновала нас двоих, но не двоих наших охранцев. Впрочем их не жаль. Впрочем, да, не жаль. Говорили же им кидать гальку перед собой, если решили куда прогуляться, так нет. Они всё про сокровища затерянных рещецких храмов. Мародёры. Бандиты.
Вот цветохолмский Круг Свидетелей Былого Величия тоже считался всеми просто бандитами и грабителями до нашей книги. Реальность оказалась куда веселее. Почему они не насадили нас на гигантские стрелы своих гигантских луков? Возможно потому, что мы попрятались за нашими толканами? Яровские подсобили. Наверное мы были в свидетельских городках первыми хищниками не в качестве рабов. Охрану по старой традиции не пускали, отдувались мы с подручным и толканами. Но какие же там были девушки. Да, в отличии от наших плоских хищниц, у толкуш есть за что подержаться.
Мы едва ли отбиваем свои книги в нуль. Разумеется в каждой истории опущены детали с огромными подкупами всех кого только можно было купить. Не были бы культисты солнца непобедимого настолько упёртыми, чтоб переговоры о нашем проходе к тёплокаменному барьеру закатного прилесья затянулись настолько... По слухам у них там с барьером управляется более мирный взгоревший Второй Звезды. Просто не хватило терпения проигнорировать вести о безумном недосолнце из правых центральных равнин. Судя по рассказам местных, он обычно сжигал кусок леса, потом уходил в спячку на полгода. В этот раз он решил сжечь селение и несколько хуторов.
Это был явно знак для меня.

"Ой да замучаешь ты ребят!"
Я и не заметил, как в раздумьях дотоптал до головы каравана.
"Да все дико ссутся суда лезть, понимаешь? Только самые поехавшие не бегут только услышав всю эту бойню в ушах!" - полосатая пола опять махнула крылом.
"Ну вот от поехавших двойной и будет стоять!" парировал командир, шея которого уже раскраснелась. - "Ну елки палки, дед, ты же правил отрядом дровосеков, а не боевой охраны."
"Ой, что там топоры рубят, что здесь топоры рубят."
"Да? А поленья в ответ сильно отмахиваются?"
"Ну знаешь ли, когда круговские в наших угодьях буянили помахаться и моим пришлось."
Командир в очередной раз потёр шею.
"Ишь седины в бороде нет еще, а как поучает!" - по доброму усмехнулся проводник, у которого из под шапочки торчали чисто белые волосы.
Сейчас её скрыл шлем, но я хорошо помню русую, короткую прическу командира. Да, он умудрился достичь таких боевых рангов в рядах нашего дома до седин. И я ему доверяю. Всё таки давно уж с ним гуляем. Со времён лягушьих историй, когда на обратном пути часть отряда со старым командиром побили те же лягушьи. Мрази.
"Так а коли этот ваш подгоревший взбаламутится? А бойцы уставшие?"
"Если он на нас пойдёт, то быстро останутся от нас такие вот головешки." Командир махнул рукой на обгорелые остатки деревьев у дороги.
Насколько я знаю командир имел способности в направлении настоящего тепла, и был обучен пониманию настоящего тепла в бою. Сильный взгоревший был и правда нам совсем не по зубам, что уж говорить, про ближайшего Второй Звезды. Но я всех убедил, что он железно сейчас должен быть в спячке, как рассказывали местные.
"Ну-с, хоть помирать будут выспавшимися." - пожал плечами седой.
"А вот помирать всё таки лучше уставшим." - сделал странный жест рукой командир. Что-то тризубское. Насколько помню командир у нас из краёв центральных прилесьев был. Должно быть егошние тоже успели "помахаться с буйными круговскими".
"Ваша благодать!" - воскликнул вдруг командир, обернувшись ко мне на ходу. Спиной меня что ли почуял. Что-то моя скрытность совсем не к черту.
"Спасите меня от него!" - Криво улыбаясь, продолжил главарь охранцев, показывая раскрытой ладонью на проводника.
Старик в полосатой накидке тоже бодренько развернулся, скорчив рожицу, интерпритировать которую я не смог. Лицо вытянулось, длинная козлиная бородка оказалась ужасно далеко от таких же белых густых бровей, топорщащихся из под тюбетейки, а горизонтальных морщин почти не осталось, за исключением тех, что сгрудились где то под шапочкой на лбу.
"Битый час талдычит об одном и том же, ну чесслово, измучил!"
Старик перевёл взгляд на командира и с таким же вытянутым лицом стал передразнивать бойца - "Ой, папенька, ну скажите ему!"
Заулыбавшись я заговорил: "Да как же я ему слово то поперёк вставлю?! Разве у меня на голове есть хоть один седой волос!?"
Старичок крякнул, перестав гримасничать, а командир снова затёр свою несчастную шею.
Я на ходу вклинился между ними: "Ну будет. А теперь: посвящайте меня. В чем суть спора?"
"Да вот, вшлогородность, не могу молча смотреть на то, как злобные погнонщики загоняют нашего брата!" - почти без паузы всплеснув руками начал проводник, - "Говорит будет ставить двойной караул на ночь. Ведь и так спать в такой заднице будет тяжело, все будут никакущие по утру! А ведь назавтра еще работы хватит. Перепадают у вас копья, даже без драк. А чего упаси, забунтуют..."
Командир цокнул языком, а старик вдохнув продолжал.
"Я то что говорю: никто сюда не полезет." - старик показал мне ладонь: "Деревню ту огнем с землёй сплавило, ничегошеньки там не осталось. И все знают, что нечего там брать. А вой этот прогонит последнего заплутавшего придурка или зверя! Пускай народ отдыхает."
Я, припоминая, что командир оставляет караул на ночь, даже если мы ночуем на постоялом двору, уже знал ответ, но перевёл на оппонента взгляд и сделал жест, приглашающий его говорить.
"Караул это база." - через чур серьёзно вдруг начал хищник: "Мы собираемся вставать на дикой, незнакомой местности, в незнакомых условиях. Да бойцы устанут, но мы не собираемся здесь стоять десяток дней. Мы стоим две ночи и возвращаемся. Наши копья такое выдержат."
Я продолжал вопросительно смотреть на него, просто чтобы поиздеваться.
"Всё." - командир развёл руками: "Караул будет стоять."
"Коли устанет?" - не унимался старик.
"Усталость не повод терять честь." - отрезал офицер.
"Боюсь спор исчерпан" - встрял я: "Ты, седой, лучше скажи, когда придём уже?"
"Так всё, вон околица"
На горизонте чернели развалины крайних домов.

"Народ! Встаём! Встаём!" - крича развернулся командир и зашагал обратно, с поднятой рукой. Я проводил его взглядом, как он уходил проверять бойцов и дальше к замыкающему. Тягач первой телеги стоя тёр глаза, продолжая жевать. Рядом с ним стоял руки в боки какой-то помятый хищничек. Я не сразу признал в нём нашего лекаря. Из-за него выскочил мой помощник, разминая ноги, и двинулся ко мне.
"Запечатлеем столб?" бросил подручный, показывая куда-то мне за спину.
"Это ж печь!" - возник проводник: "На нашем краю от домов еще оставались печи, дальше там совсем всё с землёй сравняло. А с того края, где буйный божок сейчас разлёгся - до блеска изжарило"
"Запечатлей. Только не как столб, а как печь. Ну чтоб понятно было" - распорядился я художнику.
В руках у него вдруг раскрылся альбом, в который он начал что-то быстро наскрёбывать на ходу, утопав мне за спину.

Голая выжженная в целом плоская местность имеет своим плюсом затруднение маскировки противника, и минусом затруднение маскировки союзника. Мы выбрали разбить лагерь в нескольких десятках шагов от дороги, на поляне, которая со всех сторон окружена черными столбиками некогда бывшими деревьями. Хищники носились туда-сюда таская всё нужное для лагеря. Кто-то был отправлен на разведку окрестностей. Кто-то вместе с проводником отправился за водой и, может быть, грибами. На дичь даже надежды не было. Мы же втроём: лекарь, подручный и я, на правах нобилитета, разбили небольшой костерок, уселись вокруг и ждали, когда холопы выстроят нам жильё на пару дней. Чуть позже к нам присоединился старый толкан.
"Пускай молодежь поработает." - Кряхтя он чуть было не завалился на лекаря, но хищник, извиваясь и матерясь, выскочил в последний момент, перекатываясь со своего расстеленного покрывальца. Толстяк, всё так же кряхтя, пробубнил извинения и, помедлив, освободил коврик.
"Мог бы и уступить место. Он то весь день не лежал без дела в кузове." - По-бабски заметил я, подкидывая веток в костёр.
"Ну я так то тоже не "лежал без дела". Весь день штудировал свод домашних законностей Города Без Теней и окрестностей." - Ответил с каким-то апломбом лекарь, оттряхивая покрывало.
Ах да. Молодой хищник намерен присоединиться к моему дому. По возвращению в прилесья из это этого похода ему предстоят экзамены. Мне кажется, знания законностей домов у нас один из важнейших предметов. Ну, по крайней мере для тех, кто не шароёбися по всему хищному миру, без лишней кожанки в кармане.
"Уо-о! Да ты что... Эти проверки, мы же понимаем, так... необязательная незначительность..." - нагло лгал я, что заметил подручный, оторвавши саркастичный взгляд от своей книжки на пару мгновений.
"В каких-то домах хватает рекомендации от домашнего. В каких-то требуется залог. Какой-то принимает по собеседованию. Где-то нужно породниться семьями. Где-то кланами" - начал выпендриваться накопленными знаниями лекарь: "В какие-то не принимают вовсе, членом дома можно только родится. В какие-то дома попадают по территориальным соображениям, прикупив реальный дом в нужном районе или землю. Хотя полагаю это частная форма залога..."
Я сидя на земле начал клонится назад, запрокинув голову, которая становилась с каждым его словом всё тяжелее и тяжелее. В какой-то момент я стал видеть происходящее сзади. А там из горелого леса, немного мимо наших посиделок, топал мой командир вместе со проводником и еще двумя бойцами. У всех кроме старичка руки были заняты ведрами с водой. Его же руки были заняты рублей воздуха, покуда он опять что-то втирал несчастному трипику. Ой, допросится ведь. Что же победит: опыт неспокойной жизни или прилесная офицерская школа? Традиционный хищный топорик или короткий меч? Седая шея или красная?
"Ну, эм. Насколько мне известно прилесные дома имеют широкую практику принятия в свои ряды травоядных." Лекарь отвечал на вопрос тягача, с таким лицом, будто бы съел гнилушку: "На соответствующих правах, конечно... Тебе надо будет самому уточнять этот вопрос...".
"Кру-уто." - Протянул толкан, предлагая коробочку с жевательным табаком лекарю. Последний с благодарностью отказался, в отличии от подручного, который внезапно возник над травоядным, отхватив горсть из коробочки, и так же быстро вернулся к скребле в альбоме.
Я не особо понял, о чём был вопрос. Ведь все имеющиеся у нас тут древожеры уже были частью моего дома. С советующими правами, про сущность которых знали только они. Я тоже когда-то знал.
Моё вопросительное лицо лекарь должно быть принял на свой счет и, почти оправдываясь, кашлянув заговорил: "Да, так или иначе. Мне прекрасно известно что экзамены нашего... Вашего дома абсолютно точно не являются "незначительной необязательностью". "
"Ой да, верно поправился, не вздумай взболтнуть чего подобного в лицо мудреца дома..." - ужасно ублюдочным тоном я не оставлял попытки задеть зубрилу. Лекарь только поджал губы и ткнул палкой в угли затухающего костерка.
"Так. А скажи ка мне вот что. Раз в сколько лет выбирается глава Могучего Дома Третьего Дня?" - вдруг пришел мне в голову вопросец из моей молодости, который я не преминул тут же вывалить.
Я уже было сложил руки на груди, но к моему сожалению лицо лекаря посветлело: "Вопрос с двойным подвохом, ваше благородие. Во-первых: Дом Третьего Дня уже несколько великих циклов нельзя считать "Могучим" "
Что?
"Не знал, что третидневки еще не вымерли к хуям собачьим!" Прогорланил наш проводник, роняя на костерок охапку дров.

Раньше. Ну как "раньше"? У древних травоядных, например, летописцы сидели при мудрых императорах, записывая подробности их жизнеописаний и сделанные на основе выводов из них нравоучения. Им не часто на жизненном пути встречались смертельные опасности. Во времена Лидера травоядные живописали грядущий великий пожар, сидя за половину великих равнин от переселяющихся хищников. Переселившиеся же хищники устроили наверно самые скучные в своей мирности времена на равнинах. К пятипикским экспансиям грандиозных завоеваний последователей взгоревшго лидера, которые лишь из-за неудачного стечения обстоятельств отстали от него на несколько столетий, всякие приколюхи как правило записывали литераторы и писцы при полководцах и вождях, в коротких паузах между восхвалениями великих завоевателей и поруганиями мерзопакостных и богомерзких или кровавых и безумных врагов. С последними они встречались лицом к лицу крайне редко. Сейчас писцы заняты бесконечной банковской волокитой, уточнениями договоров или же юридическими тёрками. Только мысль о Домском суде уже заставляет их слабенькое сердечко выпрыгивать из пяток.

Красные искры летели мне в лицо. Я плюхнулся на спину. И искры обратились миром звёзд. В бесконечную глубину которого летел уже я.

"Блять, не лезь!" - где-то звучал голос лекаря.

Не открывая глаз я чувствовал капли холодной родниковой воды стекающие мне по шее за воротник.
"Так разбудить надо!" - сокрушался голос старика из местных.
"Серьёзно? На мгновение отошел от тебя..." - сказал куда-то в сторону голос командира.
"Если тело усыпило разум это нужно для дела." - увещевал лекарский голос.

Для дела значит? Ну значит не будем ему мешать. Вот только звон этот. Просто невозможно. Боже, похоже придётся телу пару дней потерпеть.
Через мгновение я распахнул глаза и, проморгавшись, обнаружил над собой вместо мира звёзд слегка подёргивающуюся мешковину тента, скупо освященную оранжевым. Масляный светильник стоял где-то справа на границе моего зрения. Опустив взгляд, я попытался оглядеть себя, но тела у меня не было. Не было видно. Я был тщательно укрыт серым шерстяным одеялом, на котором сверху лежало четыре камня. Уплощенные, гладенькие, размером с ладонь камни были разложены на одинаковом расстоянии от шеи до низа живота. Завораживающий перламутр в отблеске оранжевой лампы хранил в себе частичку мира звёзд. Перед отключкой миром звёзд успел насладиться разум, теперь наслаждается тело. Почувствовал что становится жарковато. Повернул голову на бок упёрся щекой в такой же камень, что и четыре на мне. На второй лежанке обнаружил сидящего с книгой лекаря. Он почти вплотную к себе поставил лампу и не замечал меня. Не смог различить название книги, но различил очертания моей верхней одежды и сапог у ног кровати.
Я резко сел на кровати тут же потерял последнюю способность различать цвета. Камни сгрудились у меня на коленях.
"Ай, ваш благородие!" - едва не уронив лампу вскочил лекарь.
"Не торопитесь!"
Зрение вернулось ко мне через секунду.
"У вас нормально всё? Голова болит? Тошнит?"
Лекарь подскочил к моей лежанке и попытался придавить меня ладонью обратно в лежачее положение. Воспротивившись этому движению всем естеством я уставился на него вопросительной физиономией.
"В Доме Третьего Дня глава не избирается, он назначается лиственничным правом клана третьего дня" - заговорил лекарь: "Это во-вторых."
"Да, похоже на правду." кивнул я: "Помню на этом вопросе завалился."
"Хорошо, что помните" сказал лекарь и грохнулся на лежаку чуть было не уронив лампу во второй раз: "Но не ответите ли мне теперь на вопросец?"
Мне стало любопытно: "Если это вопрос про самочувствие я отзову свою рекомендацию для дома."
Помедлив, как бы оценивая шучу ли я, лекарь заговорил: "Ну.. да, нет. Знаете, я тут перечитывал мифы дома третьего дня..."
Да что он так заладил со своими третидневками? Это ведь даже не восходное прилесье.
А, это я же про них начал. Хех.
Я уселся поудобнее, поглаживая кучку камней на коленях. Лекарь тем временем продолжал:
"Это один из их основных мифов, про взятие крепости древних травоядных. Помните?"
Подняв взгляд, я покачал головой в разные стороны, : "Ну есть немного. Про их название, да?"
Это забавно, потому что третидневки наверное единственный древний дом, который не клянётся, и вроде бы никогда не клялся, что брал со всгоревшим лидером ту самую твердыню. Вместо всем известной твердыни в их мифах фигурирует какая-то из множества других древенетравоядных крепостей.
"Да, верно. Про бой основателя Дома и травоядного генерала. Мне как-то попало в руки три редакции мифа из библиотеки их дома"
Лекарь переставил лампу ближе ко мне и придвинулся сам, будто бы секретничая. Слегка сгорбившись он заглядывал мне в глаза:
"Основатель дома и травоядный генерал дрались друг с другом трое суток. В самой древней из редакций утверждается, что основатель дома был взгоревшим, тогда как травоядный генерал был средним тёплым. Более молодой редакции основатель тоже стал средним тёплым."
Лекарь жестами двух рук показывал степень наполненности теплом основателя и генерала. Вот правый кулак раскрыт, а левый сжат. Вот правый тоже сжался. А вот левый раскрылся: "И в самой последней редакции уже травоядный генерал имел все признаки переполненности настоящим теплом."
Обе руки раскрылись в вопросительном жесте: "Как же мы объясним подобные метаморфозы?"
Вопрос мне показался элементарным:
"Не более чем иллюстрация отношения третидневок к взгоревшим. Думаю её можно смело экстраполировать на все прилесья. Родина пятипиков громче всех взбунтовалась во времена пятипикских экспансий. Во многом потому, что всё добро текло в центральные равнины."
Лекарь как-то удовлетворённо хмыкнул и стал отбирать у меня камни с колен.
"Эй, а вот мне теперь стало интересно!" - прижав последний камень к груди, снова заговорил я: "Откуда у бездомного доступ к разным редакциям мифов некогда могучего дома третидневок?"
"Ну-с..." - заговорчески ответил лекарь, переключившись на камни с подушки - "Это в прилесьях я бездомный..."
И я только сейчас заметил, что лекарь старше меня. Эти морщинки стали настолько отчетливыми в свете лампы. Хроническая усталость в глазах. Едва заметная седина, узловатые пальцы. А ведь это уже не первая наша с ним экспедиция.
Мне вдруг захотелось знать о чем это он. Если он принадлежал другому дому и был изгнан за проступок, если он вдруг всплывёт как член нашего дома это может серьёзно подорвать нашу дипломатию. Если был в распавшемся доме, почему не рассказал об этом, заявив что родился в небольшом городе старых пригорьев в семье потомственного лекаря. Может прячется от круговских?! Какой же риск он взял на себя, когда с нами ходил в Город Нетёплых... Не то чтобы я сильно беспокоился за дипломатию или за свою репутацию в доме, я и так там считаюсь странноватым, мне было любопытно. Так любопытно, что я застопорился выдумать остроту, а без неё не хотел открывать рта. Должно быть всё это нарисовалось у меня на лице.
Лекарь усмехнулся: "Ладно! Эту историю рассказали мне в библиотеке вашего дома. Какой-то забавный учёный, тоже из области человековедения. Мы с ним много общались..."
"Я уж было подумал что ты от второй звезды отбился..." с пренедовольнейшим видом я вручил ему последний камень.
"Эх, когда вторая звезда заглядывал в старогорья меня еще даже в планах у отца не было." - лекарь запихнул последний камень в сумку, предварительно вытащив из сумки табакерку. Он достал из коробочки простецкую трубку и стал набивать в неё бурую отраву.
Обратив внимание на меня, он заговорил: "Вообще это не совсем ваша палатка, ваше благородие."
"Ты сама вежливость." Заметил я, сбросив с себя одеяло и протягивая руку с сапогам.
"Ой, что вы? Шерстяное одеяло, мешковина и солома к вашим услугам. Не возражаете тогда, если я займу ваш шатёр?" - Поджигая палочку у лампы, ехидничал лекарь.
"Можно подумать, что мой шатёр сильно лучше. Соломы в лежанке может быть побольше. Да лампы две." В слух размышлял я, поправляя кольчугу и надевая верхнюю одежду.
Кажется хищник с трубкой покачал головой, его уже затягивало сизое облако, когда я развернулся к к выходу. Протянув руку к шторе выхода снова обратил внимание на звон. Прекращался ли он вообще?
Я помедлил и указательным пальцем сделал небольшую щель в шторе. Кроваво рыжее солнце заглянуло через щель, и я снова потерял способность видеть.

Будет ещё закат меня унижать в моём же собственном лагере! Щурясь по-лягушьи я пересилил напор света и вышел из медицинского шатра. Отвоевав за пару секунд право на зрение, я оглядел владения.
На подчищенной опушке, окруженной горелыми столбами и сваленной погарью, воздвигалась наша стоянка.
Два шатра - мой, для меня и подручного и тот, из которого я вышел.
Недалеко, у ограды лагеря, маячил гигантский горб спины старого тягача, он там с чем-то увлечённо возился. В нескольких шагах, на другом пне, я заметил какую-то кажется плетёную фигурку с маленьким белым цветочком, через похожий промежуток еще один травоядный истуканчик украшал остатки горелого дерева и так далее, по периметру. Тягач не сидел без дела и почти окружил нашу крепость жизни своей шаманской защитой. Я конечно больше доверяю двойному патрулю, но это явно не помешает. Распрямившись толкан запустил пухлую лапу в мешочек на поясе. Покопавшись и что-то оттуда достав, он кажется бросил это поверх новоиспеченного тотемчика. Должно быть этот был готов: помедлив, гигант глубоко выдохнул, пожал плечами и медленно развернулся ко следующему месту своих церемоний. Немного присев, я вжался в материю шатра, боясь нарушить языческое таинство и явно преувеличивая внимательность старого толкана, который безмятежно утопал куда-то за навес нашего лечилища. На оставленном пеньке красовался маленький узловатый уродец, бережно привязанный к своему пьедесталу и коронованный маленьким белым листочком.
Неправильной формы, грубая, крупная палатка травоядных, в которой умещались две повозки и спальные места ответственных за груз толканов. Должно быть где-то там внутри сидел молодой тягач.
Две копейских палатки. Два крупных, но почти погасших костра с котлами и котелками.
Сами же копья сгрудились вокруг одного из них. Котлы ужина уже опустели и кучка хищников как-то скромно, но задорно шумела и дымила то ли трубками то ли кружками с горячим чаем. Я стал медленно приближаться к дальнему костру, завороженный царившей вокруг него какой-то милой социальной активностью или же просто голодом, и тут же обнаружил причину шума. Центром весёлой массы являлся сидящий старик в полосатой накидке. Местный что-то рассказывал, по привычке широко размахивая руками, едва ли не задевая заинтересованные лица сидящих вокруг копьев. Вернее пытался рассказывать. Подбираясь ближе, я заметил, что почти после каждого сказанного стариком предложения, кто-то из окружающих хищников его переспрашивал. Прилесные бойцы не знали местного чернецкого наречия так же хорошо, как я или командир. Что не помешало им после очередного взлёта полосатой полы разразиться нескладным смехом.
Кстати командир. Я обнаружил его чуть поодаль, с другой стороны шумной кучки. Он стоял сложа руки с кружкой, нависая за спиной бардующего старика. Над командиром же в свою очередь почти вплотную нависал мешаный, выше офицера на голову. Копьё теребил свой ус и почти на ухо что-то докладывал старшему отряда. Серьёзный, почти недовольный, взгляд командира буравил то ли затылок гремучего старика, то ли костер.
Вдруг лицо командира просветлело, а мне потребовалось еще мгновение, чтоб сообразить, что это он меня заметил. Что-то бросив мешаному, который в миг скрылся в сумерках за лагерем, он хлопнул по плечу бойца сидящего у костра и в обход двинулся ко мне.
Командир встречал меня широким жестом почти объятий, но вовремя осёкся. С низменно светлым лицом он заговорил.
"Как вы, ваше благородие?"
"Лекарь прогнал меня, не стесняясь. Так что, должно быть, всё хорошо." - Покачав головой, рассудил я, внезапно углядев кучерявую бошку своего подручного, среди шумящей кучи вокруг костра. Он сидел по левую руку старика и неистово царапал в своём альбомчике. Его постоянно задевали то жмущиеся к рассказчику крупные хищники то летающие полосатые полы, но паренёк, перелистнув очередную целиком исписанную мелким почерком страницу упорней продолжал своё маленькое дело.
"Скучняки совсем своего места не знают. Мы этого гада еще прижмём." - потягивая отвар из кружки усмехался командир.
Снова кивнув головой, я пытался уловить о чём же там рассказывают у костра. До меня долетали только отдельные фразы, что-то про "беготню голышом с топором по лесу" и в очередной раз рассказчика перебивает кто-то из копьев. Старик улыбаясь тут же растекается объяснениями. Его снова перепрашивают. Старик взмахнув рукой начинает делать странные жесты, пытаясь растолковать что-то на пальцах.
Вдруг меня чуть было не отправил назад в мир звёзд сильнейший солёный запах. Тело вперёд духа и разума мотнуло головой в сторону нападения и я обнаружил хищника с черной точкой на щеке и очень грустным глазами. В руках он держал тарелку с походной похлёбкой на сушеном мясе. Бульона в миске почти не было, копьё услужил и рубленая вяленка с грибами лежала дымящейся кучкой. В другой руке он держал чайничек. На локте висела большая, но исхудавшая кожаная баклажка. В ней должно быть остатки крайне жирного молока. Подмышкой боец прижимал две грибные лепёшки.
"Так наверно вам в палату снести, вашблагородие?" - забубнил копьё.
Сглотнув, я быстрыми движениями выхватил у копья кружку, накренив висевший в руке хищника чайник и обжегши кончики пальцев, налил себе немного отвара. Другой рукой выхватил одну из лепёшек и кивнул повару на свой шатёр. Помедлив человечек развернулся и унёс богатый ужин.
Оттягивал ли я удовольствие накинуться на вываренную походную солонину или же не хотел покидать уютную атмосферу, царившую вокруг костра? Не хотелось решать, хотелось всего и сразу и не упасть в обморок.

Солнце бросало последние следы на безоблачном небе, не желая оставлять время нетёплым. Холодало. Поредевшая кучка вокруг костра пела глуповатую прилесную песню о войне и женщинах. Старик периодически пытался подпевать невпопад, пробивая на усталый смешок своим акцентом и ошибками. Тут его уже поправляли бойцы, объясняя смысл слов и выражений.
Подручный присоединился к нам с командиром. Он извинился, что не подал ужин и стал показывать записи про местные культуры и людей. Так же, пока я лежал в отключке, он взял развёрнутый комментарий насчет эффекта настоящего тепла, который звенит у всех в ушах у командира, старого травоядного и у лекаря - у людей, которые более или менее из нас понимают токи не только разумом, но и телом. Стараясь не перехвалить писца, я ободрил его и попытался отправить спать. В ответ неблагодарный стал сопротивляется. Я уже был готов сразить его, но малой обезоружил меня, сбегав за свежим чайником чая.
Мы стояли, почти безмолвно, втроём. Старый толкан, на пути к своей лежанке, сердобольно сокрушился о моём здоровье. Получив множественные уверования о том, что я чувствую себя замечательно, толкан пообещал напоить меня особым травяным настоем. "Надеюсь он меня не убьёт" - ответил я и отправил тягача взять затычки для ушей и пару профессиональных советов в шатёр к лекарю.
Сначала я не понял что за порыв ветра прошелся по мне и не сразу заметил переполох у костра бойцов. Командир подскочил к ним и выхватил у копья из рук какую то чёрную бутылку.
"В Прилесье ты бы отправился за это в яму!" - Воскликнул командир в лицо растерявшемуся бойцу. "Заступающие! На посты! Двойной дозор! Сменщики, на отдых и не забудьте воск для ушей!" - Он раздавал команды.
"А ты," - обратился окончательно разозлившийся пятипик к седому чернецу - "Ступай к себе. Если я ещё раз замечу подобный саботаж я буду вынужден отдать соответствующий приказ..."
"Ну и хуй с тобой!" - чернец плюнул на землю, достал из-за полы ещё одну черную бутылку, сорвав с неё затычку, сделал несколько крупных глотков неизвестной бурды и, резко развернувшись кругом, потопал к своей лежанке.
"Что за отрава?" - неловко попытался осведомиться я.
Командир вырвал затычу и аккуратно понюхал горлышко - "Ну вроде не лягушья гадость." - он ответил немного поморщившись. - "Но тоже что-то мощное."
"Не стоит, ваше превосходительство." - командир ответил мне, когда я протянул руку за бутылкой. Вместо меня, он отдал чёрную бурду подручному - "Сгоняй-ка к лекарю, может он что скажет."
Подручный, спрятал альбом, схватил бутыль и тут же сунул нос к горлышку. Закашлявшись он с мокрыми глазами взял у командира затычку и потопал к палатке.

Мы разошлись по палаткам. Заткнув уши оском с шестью и пухом я всё равно мог различить гул. Ещё одно подтверждение, что он имеет не простую, а настоящую, тёплое происхождение.

Пятипикские молитвы же оказались хорошим способом заглушить как простую так и тёплую тревогу. Слова напоминающие о родных и близких, Домах, лесах и улицах, которые сейчас всё ещё где-то там, за несколько десятков дней пути, но ждут нашего возвращения, согревали душу, успокаивали разум и расслабляли тело, пока всё не стало просто и понятно и моё естество окончательно не провались в сон.

Верхушки деревьев растворялись в облачной тьме ночного времени. Самого ночного, когда где-то после полуночи душа ощущает, что Настоящая Звезда ушла уже очень давно и ещё очень долго не вернётся, чтоб рассеять наши сомнения. Ели, пихты, лиственницы, намешаны с берёзами и тополями едва покачивались слабым, почти сонным ветром. Но вдруг шопот леса стал нарастать, стал грубее и выраженее. Небо начало рыжеть, верхушки деревьев стали выбиваться из фона. Шуршание листьев на ветру сменилось гулом, жужанием тысяч пчёл. Небо, ставшее красным, сочилось кровью на всё так же безмятежно покачивающиеся деревья, которые как бы и не замечают творившегося ужаса. Гигантская, горящая пламенем рука появилась, схватила высокий ствол тополя и сдвинула его как пшённой колос. Затем вторая.

Резко раскрыв глаза я упёрся взглядом в свои сапоги, вспомнив, что забыл их снять. Должно быть подручный стащил их с меня. Его лежанка кстати была пуста и вещей уже не было. Я сел, переводя дыхание, пока сердце не прекратило поытки вырваться из груди. Один комочек воска вывалился из уха ещё ночью, второй же пришлось аккуратно извлекать, чтоб он в ухе не остался. Через щели палатки пробивался белый свет.

Внезапно одна из щелей безумно расширилась непрошено запуская ослепляющее утро.

"Доброго утра, ваше благородие!" - Улыбкой с трубкой повстречал меня Лекарь, придерживающий полу палатки, через которую вместе со светом заскочил Подручный с чайником и чашками.

Осведомившись о моём самочувствии Лекарь резко куда-то убежал, оставив о себе только аромат табака. Отведавши чаю и разъяснившись с подручным о наших сегодняшних планах, одевшись и собравшись мы вышли из палатки.

Мгновенно, шаг из убежища, мы наткнулись на какой то переполох. Рядом с еле горящим костром стоял Командир и пару бойцов. Прямо возле костра сидел какой-то мешок, как бы груда тряпок. Это был мешаный карлан, его разглядывал Лекарь, теребя мешок за щёки. Мешку это было очень неприятно, учитывая что щёки и нос его были все в синяках, а его странная поза объяснялась связанными по предплечьям руками.

"Твою же мать!" - Я узнал завывающий голос чернецкого старика. Размахивая полосатыми полами накидки он подбежал к костру, к избитому Мешку.

"Ты его знаешь?" - Командир притормозил старика.

"Да это ж наш! Дурачок!" - Начал сокрушаться седой.

Мешок вдруг оживился, отпихнув руку Лекаря и уставившись на старика, замычал на чернецком: "Эй, мы же..."

Его нестойкое вступление было было тут же прервано звонкой пощёчиной. Седой не пожалел синюшных щёк.

"Ни слова! Какого хуя ты тут делаешь, недоросль?! Зачем сюда вообще припёрся?! Зачем так далеко шляешься от села? Где родственники?"

Командир обратил внимание на меня: "Ваше превосходительство, он вместе с ещё одним карланом напал на ночной патруль, местность небезопасна..."

"Друг, за этим мы сюда и пришли." - я почувствовал прилив сил. Дело не ждало.

Копьё, отделавшиеся парой ушибов после ночного нападения, был оставлен следить за Мешком. Уровень доверия Командира нашему Проводнику упал ещё ниже, но нам нужно было продолжать свой путь. Седой чернец было предложил половину своей платы за выкуп Мешка. Командир сказал, что отпустит мешаного, только после того, как мы отойдём достаточно далеко от их деревни.

Я, Подручный, Проводник, Командир и четыре матёрых копья, собравшись после быстрого завтрака и покинули лагерь. Остальных оставили ждать нас и караулить пожитки. Нашей целью было дойти до сгоревшей деревни, пройти через неё и на дальней от нас околице найти наконец-то отдыхающего великого возгоревшего.
Обгоревшие пеньки, остатки кустов, голая, прожаренная до стекла, земля - по оба края дороги одинаковые пейзажи уходили в неестественный туман. Копья то и дело вглядывались в молоко на горизонте, но никакого движения заметно не было. Пищание на границе слуха неизменного давило на голову.
"Знаешь, синий бы прирезал его" - Негромко сказал копьейщик, шедший вместе с Командиром в замыкании группы. Мощные русые усы с проседью закрывали рот. На скуле, через всю щеку темнел звездообразный шрам. Серые глаза из под тяжелых век буравили обочины, иногда бегая по спине седого Проводника, безмятежно топающего в дюжине шагов впереди.
"Да знаю..." - Командир отвечал слегка рассеяно. - "А если бы он сам был колецкий, то я бы лично его прирезал. Но вот только с местными пока не стоит портить отношения."
"У помешанных нету местных." - Копьё покачал головой. Высокий щит на спине покачивался в такт ходьбе.
"Седой вписался..." - Командир почёсывал бородку.
"А что правила?" - Шрам сказал заискивающе.
"Голова, разумеется." - Командир сказал спокойно. - "Только слово последнее за мной."
Шрам усмехнулся и одобряюще качнул головой.

Широкая тропа вела нас мимо почерневших остовов печей. Деревянные дома, сараи, собор - все сгорели до основания, и только чёрные каменные башенки остались напоминанием о прежней жизни. Кое-где пробивалась новая жизнь - нежные, зелёные травинки, вытянутые на свет влиянием настоящего тепла и удобренные пеплом - Бог без замедления начал возводить жизнь снова.
Широкая, грубо мощёная бурым камнем центральная улица поселения вела нас мимо остатков одного занимательного двора. Внутри периметра, в пару десятков квадратных метров площадью, очерченного чёрными камнями основания забора или стен, лежали груды почерневших костей. Крупный скот был либо заперт, по загонам, либо привязан железными цепями. Большинство людей успели бежать, хоть и почти все либо угнали животных с собой, кто-то, похоже, ещё планировал вернуться.
Гул продолжал давить на голову, глаза и уши. Вдруг идущий впереди рядом с Проводником копьё поднял руку и негромко окрикнул нас.

"Стойте! Там кто-то впереди."
Дорога через несколько десятков шагов кривилась и брала чуть правее, проходя между двумя грудами чёрных брёвен, остатками дворов плотно прилегавших к мощёной тропе. Левый двор примерно в центре имел сохранившуюся возвышенность, в пару хищных ростов. Это не было похоже на печь. Должно быть остатки храма с каменным алтарём.
Ведущей боец взял копьё на изготовку, быстро сняв каплевидный щит с плечей. За ним незамедлительно последовали и остальная охрана. Мы с Подручным присели, втягивая головы. Я только нащупал рукоять меча, когда Подручный уже вытащил своё лезвие. Все вглядывались куда-то в сторону алтаря, за исключением командира, который прижавшись к своему щиту несколько раз крутанулся на месте, оценив обстановку по сторонам.

Проводник выхватил топорик из-за пояса, присев, тоже несколько раз огляделся. Взглянул на нас, одарив нас крайне недовольным лицом - седые брови сгрудились на лбу, ноздри раздулись, а борода подтянулась к носу. Потом вытянувшись насколько ему позволял рост он тоже вытаращился на груду камней впереди группы и завопил на чернецком:

"Придурок! Вам тут ничего нет! Вали отсюда нахуй!"
Из-за камней вдруг выскочил кто-то больше походящий на скелет или сухое, чёрное деревцо. Босые ноги, в подвернутых до колен штанах, покрыты чёрной сажей. В простой, бурой, с пятнами копоти рубахе худющий и вытянутый мешаный вдруг выскочил из-за груды камней левого дворца и, придерживая какую-то дубинку на верёвке пояса, с удивительной ловкостью прыгая по грудам чёрного хлама побежал в сторону противоположной от нас околицы.
"Сраные мародёры, мать его за ногу! Ничего святого. Копаются по храмам." - Разразился седовласый, движиением запихнув топор за пояс.
"Копья на руках!" - Крикнул Командир. Остатот дороги он собирается пройти в полной готовности.

Спереди, сзади и по бокам от нас шли бойцы при щитах. Командир шёл сзади, Проводник спереди. Осторожно топая мимо пресловутого каменного алтаря, за которым прятался мародёр, я был посещён замечательной мыслью:

"Давайте остановимся на привал." - заявил я, упёршись взглядом в чёрную каменную груду.
"Ваше благородие, вы должны понимать..." - начал было командир, слегка заунывным тоном.
"Расположимся рядом с этой грудой." - я указал на каменное сооружение в центре сгоревшего сельского собора и свернул с дороги. Подручный тут же прыгнул за мной.
Мы расположились вплотную к алтарю. Высотой он был в пару хищных ростов, шириной в пару хищных шагов, немного сужающийся к верху и с широкой полкой у основания. Вырезанные в камне в нескольких местах сооружения узоры и рисунки были покрыты толстым слоем сажи, на которой мелкие дожди этого времени года оставили небольшие подтёки.
Подручный расстелил мне и себе покрывало, достал чайничек, несколько чашек и стал разводить костёр, собрав расковыряв несколько не до конца сгоревших досок. Проводник уселся на небольшой камень, замарав свою светлую накидку в саже, глубоко вздохнул и достал полу-пустую чёрную бутылку.
Бойцы обыскали окрестности. Прямо за алтарём они шали пару метательных копий, грубо исполненных в чернецком стиле. Командир выставил по периметру часовых, а сам встал прямо у меня над душой с копьём и щитом на изготовку.
"Что это за постройка, старик?" - неожиданно Командир задал вопрос, который хотел задать Проводнику я.
"Храм." - буркнул седой, гладя в сторону от камня. - "Не знаю кому. Один местный богатей выстроил. Давно уже".
"Я кажется знаю кому" - мне на глаза попался одно из окошек узоров на алтаре. "Протри ка вон там" - я сказал подручному и указал на вырезанную рамку прямоугольника высотой в пару хищных ладоней и шириной в полторы. Из-под слоя копоти только частично узнавались знакомые очертания, но я уже почувствовал тепло внутри. И ведь чай был ещё не готов.
Подручный достал грубую портянку и начал быстро тереть указанное мной место.
Проводник хмыкнул взглянув на выявившийся узорец. Командир улыбнулся. В рамке был вырезан идеальный круг, а в круге была фигура о пяти острых углах и пяти прямых линиях.