Ульрих Абрас-Карст
Орёл Танзаннира Ульрих Абрас-Карст (a.k.a. Профессор)
Он ебанутый. Мир ебанутый. Мой бог ебанутый. Ты тоже ебанутый, потому что с тобой сейчас говорю ебанутый я. Чтобы спасти человечество, в первую очередь нужно быть ебанутым.
Physical Description
Общее физическое состояние
Эктоморф, обладатель широких плечей, почти военной выправки и до безобразия узкой талии и длинных ног. За несообразное телосложение получил в своё время множество прозвищ: от безобидных "швабры" и "вешалки" до почти обидных "каланчи", "дылды" и "сосны".
Черты лица
Ульрих не из тех, кто обладает особенно привлекательной для большинства женщин, и уж тем более мужчин внешностью, наоборот, вкупе с тем, что он выглядит старше своих лет, многих она отталкивает излишней суровостью, резкостью и какой-то рубленостью черт. Но это компенсируется огромной внутренней харизмой. По всем показателям он — почти идеальное понятие меджай об истинном представителе своего народа. Длинные, до плеч, угольно - чёрные, собранные в аккуратный низкий хвост, волосы весьма удачно контрастируют с бледной, редко видевшее открытое солнце, страдающей от аллергии, кожей и проницательными глазами холодного, металлического оттенка, обрамленными полосами густых бровей, создавая вечную суровость. Нос же, узкий и длинный, имеющий довольно видную горбинку, создает некое подобие орлиного клюва, особенно в профиль. Тонкие, поджатые губы всегда искривлены в язвительном подобии усмешки, в которой читается весь спектр чувств, от превосходства над этим миром и поистине садистского желания убивать до умиления, радости или смущения. Удивительно, но последнее увидеть куда сложнее, чем первое. А всякий, кто увидел, может с весьма сомнительной гордостью называть себя семьёй Ульриха.
Узнаваемые черты
— Небольшой, но глубокий шрам под губой с левой стороны лица. Получен в битве с синим драконом.
— По всей спине ритуальные татуировки жреца Торниса, нанесены по эльфийским традициям.
— Довольно крупное родимое пятно на правом запястье. Чуть светится в темноте.
— Почти всегда вызывающий внешний вид вкупе с экстравагантным макияжем.
— Жёсткий ломаный акцент народа шимер вкупе с крайне пронзительным, мягким и тихим голосом. Тембр: низкий баритон.
— Сам по себе ходячая примета.
Физические особенности
На людях щеголяет военной выправкой человека, который точно проходил всю необходимую подготовку. Увы, это лишь видимость. Его подготовка является лишь необходимым и чуть сверх того образованием аристократа четы Абрас. Зато мундиры прекрасно смотрятся. Там, где нет лишних глаз, становится намного более расслабленным, чуть сутулится, подозрительно щурится и постоянно щёлкает пальцами или что-то крутит в руке.
Быстро ходит, — в основном за счёт длинных шагов — но почти никогда не бегает. По старой привычке может начать чуть прихрамывать: до обретения жречества с трудом мог переносить собственный рост и при этом не путаться в ногах.
Амбидекстр, хорошо бьёт и с правой, и с левой. С вертухи тоже неплохо, особенно, когда оружие - Экстаз.
Когда нервничает, начинает кусать губы или ногти. Потому почти всегда в перчатках, а там, где нет, просит других контролировать.
Верхняя часть лица намного эмоциональнее нижней: изгиб бровей или блеск глаз скажут больше, нежели всё остальное, даже голос почти не меняется. Потому частенько носит тёмные очки. А ещё потому что это стильно.
Способности
Весьма неплохо обучен в обращении с фехтовальным оружием; таким, как рапира, короткий меч (так же в трости) и двулезвенник. Однако более грубого оружия не приемлет в том числе из-за отсутствия должной физической силы и верной эстетики. Старается входить в ближний бой быстрее, чем соперник начнёт действовать в полную силу и играться с магией.
Так же является обладателем весьма недурного магического потенциала, обо всех силах и гранях которого известно, кажется, лишь Торнису. Вопреки утончённому образу, его сила грубая и смертоносная, а большинство движений и молитв в отсутствие руки наставника идут по наитию, а не из заученных формул и хрестоматийных движений.
Пока иные жрецы воспевают хоралами Триединого и почти танцуют на поле боя, лишь изредка используя металлическое оружие, Ульрих врывается в толпу врагов с единственным "время пришло", хватает за горло и высасывает энергию каплями крови из сотен крохотных ран. Пока иные поют колыбельные, убаюкивая чужие повреждения, и затягивают энергией с верхних планов медленно ускользающую жизнь, Ульрих со всей внутренней яростью шипит "работай, сука, вставай и дерись", резко сшивая кожу и мышцы обратно: болезненно, но эффективно; пока иные умоляют Бога вернуть им то, что дорого, Ульрих пинает друзей под коленку:
— Добрейшего, блять, утра, паладин. Пришла пора сжечь наших врагов.
Одежа и аксессуары
Вечная красно-чёрно-золотая гамма. Кожаные штаны и высокие сапоги там, где надо, и нет. Множество рубашек от самых простых по форме — но дорогих по текстуре — до рюшей, вышивки, бантиков и пуговиц. Монокль для официальных мероприятий и тёмные очки для неофициальных. (на самом деле и то, и другое носится всегда с собой, так как имеет разное предназначение) Несколько весьма изысканных, но неброских колец и брошь с чёрным камнем. Плащ множества стилей. Из любимых: дорогой, пусть и простой дорожный тёмно-серый с бордовой подкладкой; ярко алый с фамильным гербом семьи и более приглушённый тёмно-синий с тончайшими металлическими перьями, как дополнение к броне.
Специальная экипировка
Сделанный по личным меркам зачарованный полуплейт, вдохновлённый древними фресками о рыцарях-защитниках Торниса с явными птичьими чертами. Абсолютно точно Экстаз. Ульрих прекрасно знает, что это не он, однако возможность быть почти рядом с героем прошлого и образцом для подражания, перевесили желание обладать чем-то личным или подлинным. Так же присутствует трость со вложенным клинком для особых торжественных случаев.
Mental characteristics
Биография
Когда в благородной семье, для которой династические браки и перекрестное кровосмешение уже стало нормой, рождается крепкий и здоровый первенец — отец устраивает пышное торжество по этому поводу. Его окружают любовью и лаской, дорогими подарками и счётом в дворфийском банке на первый зуб, его любят, его носят на руках и бросают к ногам весь мир. Даже если этот мир — всего лишь небольшая область на северо-востоке Карлиона.
Вторым ребёнком, обыкновенно, ждут девочку — игрушку в руках семьи, предназначенную только для того, чтобы очередным взаимовыгодным союзом расширить сферу влияния на другие страны. Третий же — предназначен исключительно самому себе и, подчас, отправляется на службу в церковь, аколитом ли, паладином или, если повезёт и Триединый обратит пристальное внимание, — жрецом.
Семья Абрас Карст не дождалась ни второго, ни третьего. Даже первый родился в мучениях матери, трудах придворных лекарей и молитвах, всю ночь доносившихся из графской часовни. Наследник, возлюбленный с первых минут, единственная надежда… Он лишил свою матушку доброй части здоровья и возможности выносить хотя бы ещё одно чадо, взамен подарив лишь пару хриплых вздохов и сдавленный, полузадушенный плач. Многие тогда говорили, что малыш задышал вновь лишь благодаря истовой вере Элени в Триединого, иные — в договор, которые уже престарелая для первой беременности женщина в панике заключила с некой силой, а совсем уж злые языки недоброжелателей и откровенных завистников упрекали в том, что ребёнок приёмный, тайком взятый на замену из ближайшего церковного приюта, или же не благословлённый архижрецом бастард.
Некоторые из слухов, подтверждаясь всё более нестандартной внешностью и поведением, не стихают до сих пор.
Точно можно сказать лишь одно: во второй раз малыш открыл глаза, огромные и ясные, подобные солнцу и луне, один — чистое золото, чуть светящийся в темноте, а второй — лишь его бледная тень, мёртвый и серый, безжизненный и холодный, с интересом и какой-то чрезмерной для новорожденного осмысленностью обведя отведённую под лазарет комнату замка взглядом.
Ребёнка, будто в насмешку над здоровьем и положением мелкого аристократа, даже не принадлежащего к королевской чете по прямой линии , назвали Ульрихом, что с языка шимерин весьма условно можно перевести как «повелитель миров». И ребёнок, будто в насмешку, выжил.
Жить в насмешку, жить вопреки, прыгать выше головы, в вечной погоне за недостижимым идеалом сверхчеловека — не кредо, а собственный, персональный стиль.Как и полагает наследнику, Ульриха с самого раннего детства окружили няньками и гувернёрами, чуть позднее — учителями разной степени полезности: научиться азам игры на рояле раньше, чем начать нормально говорить — раз плюнуть, взять в руки рапиру, не умея писать прописью, — обыкновенное дело, путаться в произношении шимеринских, карлионских и ашдаарских слов из-за разноязычных учителей — совершенно нормально для истинного аристократа. А ещё пугать своё окружение странными, нелогичными и, подчас, основанными на второстепенных признаках выводами. Няньки уходили одна за другой, за глаза называя то больным, то бесноватым, то слишком развитым для них, отец вместо похвал от учителей выслушивал претензии по поводу того, что «юродивому нужны врачи, а не гувернёры», но родители всё равно даже чрезмерно любили своё чадо, терпя каждую из его проблем и пытаясь занять тем, что у него получалось лучше всего, — новыми знаниями. Любила его и чуть менее приближенная прислуга: поварихи, садовники, конюхи и горничные, — за смиренный нрав, умение слушать, врождённую, кажется, тягу к чистоте и почти кукольную миловидность. Так Марте, средних лет поварихе он «напророчил» долгожданную беременность, потому что «она была зелёная и светилась так, будто бы переела конфет или носит под сердцем ребёнка». Ещё совсем маленьким Ульрих очень любил книги, прочитывая их от корки до корки в поистине немереных количествах: от древних ашдаарских легенд, до огромных научных талмудов. Ему нужно было больше и больше: языки, логика, география, история, литература - он мог впитать любое знание. Практически любое, преподавателя по алгебре он в четыре года поставил в тупик вопросами из разряда «почему единица — это не пять» и «откуда взялись цифры». Преподаватель не ответил, не знал, а Ульрих будто бы отключился от этой части знаний, полностью сконцентрировавшись на гуманитарных предметах. Так они и жили, в любви, заботе и понимании, но всё же душа Ульриха была неспокойна и будто пуста, как если бы в нём не хватало важного и необходимого кусочка паззла. Временами это ощущалось в чрезмерно холодных, отстранённых ответах и таком же поведении, временами — в странных проблесках снов и сознания, после каждого из которых на лбу проступала испарина, а «живой» глаз горел, как в горячечном бреду. Он видел странных людей и события, сражал известных лишь по книгам существ, а иногда будто двоился, становясь саркастичным, мрачным и скрытным. И всё это — лишь в подсознании. Всё это — внутри больной, мечущейся и слишком пылкой души. Тогда Ульрих, помимо изучения прошлого, начал писать и своё. Рефераты, эссе и научные разборы с наивностью пятнадцатилетнего ребёнка перемежались с до боли правдоподобными рассказами о далёких мирах и ещё более далёких религиях. Родители читали многое из того, но не видели в писательском мастерстве ничего зазорного, лишь ещё один талант их золотого ребёнка. Потому, посоветовавшись, они решили показать его приехавшей тогда на пару дней погостить в один из многочисленных праздников Карлиона — кажется, тогда чествовали героев, сразивших безумных богов — Домне. Домна оценила то по достоинству: весьма удовлетворённо хмыкнув, когда у неё появилась минутка пробежаться по текстам глазами. Поговорила с Ульрихом наедине, написала рекомендацию в Карлионский исследовательский университет, посоветовала несколько книг из личной библиотеки для изучения «на первое время», а позднее, уже родителям, посоветовала, что, когда Ульрих наберётся чуть больше жизненного опыта и самостоятельности, те не препятствовали его более практическим изысканиям и даже поддерживали их. Домна назвала его «весьма талантливым молодым человеком». Кто знает, быть может, в глазах и размышлениях умудрённая слишком большими летами волшебница уже давно павшей цивилизации увидела нечто большее? И Ульрих действительно поехал в Килдрас. Как только смог, как только отпустили, живя при университете совершенно один, лишь с огромными капиталами, которые каждый месяц, будто бы извиняясь, высылал отец. Понятие «один» было основополагающим не только из-за достаточно большого особняка для учеников из знатных фамилий, не только из-за того, что среди совершеннолетних странный, сидящий в самом тёмном углу долговязый мальчонка в очках и чёрном сюртуке казался — тонкая ирония — белой вороной, но из-за того, что академики временами пребывали в состоянии шока, насколько быстро тот приходил к тому, что остальным приходилось вбивать в головы долгие часы, самостоятельно, через второстепенные, неочевидные признаки. Ульрих был изгоем. Мальчиком для битья. Подобная перемена сильно ударила по нему, но лишь для того, чтобы спустя всего пару жалких месяцев собраться на пружине взявшейся откуда-то из личного, цельнометаллического характера природной вредности в новую, куда более уверенную в себе личность. Если бьют — бей в ответ с двойным усердием, морально или физически. Если считают странным — преврати странность в личный стиль и модную фишку. Если шантажируют, прося о помощи, — набивай себе цену и смотри свысока. Потому что ты — достойнее. Богатая семья — лишь подспорье, так или иначе, но среди элиты даже более высшего порядка, Ульрих выделялся не только ростом и знаниями, но и тем, что большей части привилегий от преподавателей, он добился исключительно сам. Чуть позднее, помогая, поддерживая, а иногда — пиная под коленку, волею случая или божественным провидением, рядом с ним появилась Лиира. Девочка из бедных слоёв населения, в которой Ульрих, до того слишком уставший от придворного этикета и статуса-кво аристократа из намного менее знатной, чем многим бы хотелось, семьи, нашёл нечто среднее между хорошей подругой, родственной душой и отдушиной, с которой можно, не смотря на титул и недовольные, пренебрежительные взгляды высокородных снобов, заниматься мелкими пакостями. Они считали друг друга странными, но незримо и, будто предчувствуя что-то иное, тянулись друг к другу, помогая, поддерживая и переписываясь. Столкновение с миром за пределами верхнего города произошло чуть более безболезненно, чем могло бы, исходя из предпосылок судьбы. Именно этим Ульрих почти оправдывался перед отцом, говоря, что знать надежду и чаяния простого народа, быть с ним «на одной волне» — одна из главных задач прогрессивного правителя. Ульрих копил присылаемые отцом деньги — а тех было много по меркам провинции, лишь для того, чтобы на балу, посвящённом пятнадцатилетию юной наследницы престола Карлиона — Хароны Карст — затмить всех не только своими знаниями, но и своим обаянием. И затмил. Ещё полгода говорили о том, как томно вздыхали по Абрасу Карсту-младшему фрейлины Её императорского Высочества, как заткнулись злые языки недоброжелателей и как на длинноволосого юношу в вышитом жемчугом и серебряной нитью костюме из чёрной кожи, шёлка и бархата смотрела императорская чета. Ульрих сильно изменился за лето. Именно тогда он понял, что в достижении целей может пользоваться не только своим интеллектом, но и весьма неординарной, но запоминающейся внешностью. А в день своего двадцатилетия он просто исчез. Нет, не для себя, конечно же, — хотя кто я такой, чтобы не начать нагнетать обстановку заранее? — для всех своих знакомых и даже родителей, уехал из Килдраса, вложившись в студенческую авантюру по исследованиям древних храмовых руин времён безумных богов. А что семья? Семья всё стерпит. «Подай», «принеси», «передвинь вон тот камень», «не стой столбом, прочитай мне вслух эти документы», - лишь малый список тех поручений, которые свалились Ульриху на голову. Впрочем, он не жаловался — обстановка близкого открытия, воодушевлённые лица таких же как он: фанатиков, знатоков своего дела, энтузиастов и немного безумцев, не располагали. Там он впервые почувствовал себя своим. Своим в доску парнем, способным показать себя и свои знания. Потом, однако, до взволнованных отца и матери, дошли донесения своих людей и королевских Предсказателей, потому, посоветовавшись с дружеской четой из иной области, они отправили на выручку и взаимопомощь ненаглядному чаду паладина-телохранителя. Алонсо Карста. Человека, в которым у Ульриха впоследствии сложились весьма своеобразные и напряжённые, пусть и не без своей изюминки дружеские отношения. Он не должен был соваться в тот храм, вообще не должен был высовываться из палаток, вот только что-то тянуло его сильнее любых почти что приказов кураторов и телохранителя, что-то, что было похоже на предчувствие. Используя познанное ещё в детстве умение сливаться с самыми тёмными углами, уговоры рядовых экспедиторов позволить ему дойти хотя бы до входа в гробницу, чтобы взглянуть «опытным взглядом», действительно ли это то, что они ищут и не расхитили ли её до, Ульрих сумел пройти несколько десятков метров позади солдат и исследователей, а когда заметили... Просто не сумели выгнать. Потому что вместо разговоров Ульрих, вжавшись в стену, разглядывал никем не тронутую клинопись, шепча о том, где ловушки, а где — проход вглубь храма. Потому что пресловутые загадки древних разгадывались с его позволения слишком просто. Потому что один из ведущих исследователей, чуть не угодив в яму с копьями, продолжив причитать, что «это же бред сумасшедшего!», плюнул на постоянные замечания за спиной. Постоянные замечания и больше — восхищение. Вот только когда они добрались в сердце храма, Ульрих обнаружил там не то, что думал. Не захоронение древнего царя, жреца или частичку архангела — толстую книгу в переплёте из кожи и золота, вокруг которой — и то было почти видно, почти осязаемо — песчинками тысячелетий клубилась божественная энергия. Дотронуться до неё так никто и не смог — не позволяло нечто вроде силового поля вокруг. Никто... кроме Ульриха.
«Древние голоса далёких цивилизаций накатывают оглушительной волной, девятым валом, заставляя глаза светиться ярким золотом, а череп разрываться от навязчивого, разноголосого, шизофренического шёпота. Миллионы знаков и символов, событий прошлого, настоящего и будущего, знаний из всех областей и наук, вычислений единого уравнения реальности, вечного столпа мироздания, разрушающего устои, в пух и прах разносящего выдвинутый модными нынче исследователями-физиками принцип неопределённости. Всё вокруг наполняется силой, энергией, у него внутри, в самом сердце, в душе — её средоточие. Протяни руку — и обрушишь весь мир. Или спасёшь его. Ценой своей жизни, алтарём мудрости. Протяни руку — и возьми положенную по праву рождения и наследию крови божественность. Протяни руку — и уничтожь даже столь низменного, столько мелкого соперника.
Он — всё и ничто, альфа и омега, палач и служитель, бог и низший раб, змея Урборос, что цепляется за свой хвост, часовой вечности.
Он и только он, потому что так было задумано...»
До того, как большая часть исследователей отключилась, упав на холодный, каменный пол, Алонсо, привыкший к использованию подобного источника энергии, увидел в песке и ослепительном сиянии не своего дальнего родственника — крылатую, похожую на орла или гарпию, тварь.
Книга оказалась дневником магистра Ордена Времени, философским трактатом и бесценным источником знаний о религии почитания Торниса одновременно. Ульрих — где-то заплатив, где-то надавив, а где-то использовав лишь природный дар убеждения, смог забрать её с собой, на дальнейшее изучение. Чуть позднее, по наитию, он начал раскрывать в себе магические способности.
Не зная к кому обратиться, он тут же сорвался обратно в провинцию, дабы от первого лица рассказать обо всём поседевшему то ли от новости, то ли от многих лет отцу. Тот, посовещавшись со своей женой, недолго думая решил прибегнуть к помощи специалиста. Им оказался уже зарекомендовавший себя в качестве советника по магии эльф из расы дроу по имени Вэлверрин. Тот посмотрел на способ произнесения заклинаний, прочитал что-то, посоветовался с внутренним «я», а потом вынес неутешительный вердикт — Ульрих отнюдь не чародей божественной души, впитавший в себя слишком много энергии из верхних планов, как предполагалось изначально, он — жрец обезумевшего и ныне мёртвого бога Торниса. Избранный жрец.
Матушка, происходившая из богобоязненного Драгонспайра, от такой новости тут же упала в обморок, отец же лишь недовольно хмыкнул, отнесясь к подобному с чуть большим рационализмом и пониманием.
Дабы не вызвать международный скандал, четой Абрас Карст совместно с новым советником по магии было принято весьма простое, пусть и сомнительное с точки зрения морали решение — скрыть факт жречества, всё же списав на изначальную догадку о том, что чрезмерно любознательный юноша «решил коснуться не того», кратковременно потеряв рассудок на почве долгого нахождения в древних руинах и чрезмерно погрузившись в исследования. Вэлверрин — или Вэл — был нанят в качестве личного преподавателя по арканным искусствам, впрочем, обучал Ульриха он всему, чему угодно, — от теории магии до ядоварения — кроме практического использования этих самых искусств.
После этого случая Ульрих ещё сильнее отдалился от большинства приёмов и салонов благородных господ, полностью посвятив себя дипломатии и исследовательской деятельности. Окончив университет с отличием, он не остался в качестве научного сотрудника или преподавателя — как мечтал ранее — а занялся меценатством, проведением выставок, частыми брифингами с простым народом и, в силу скромных возможностей, экономикой своей малой родины, частенько однако — дабы тренировать буквально свалившиеся на голову навыки вдали от городов и селений — выезжая на многочисленные экспедиции. Посвящены они были не только древним богам, но и павшим цивилизациям, давно минувшим воинам и даже исследованием феномена первородных драконов. Поначалу нанятые телохранители защищали его, чуть позднее — он начал защищать телохранителей.
Примерно в то же время среди приближённых к наследнику — а так же исследователю, учёному и кому только не — людей появился и советник по экономике (и экономии) Луций. Неумение считать цифры сыграло на Ульрихе то ли злую, то ли добрую шутку, потому, на одном из ничего не значащих приёмов, тот почти из под носа силой убеждения и капиталов с продажи древних, но не ценных с исследовательской точки зрения реликвий, увёл у одной знатной и весьма престарелой дамы нового спутника.
Или всему виной было то, как искусно он выводил на облигациях дополнительные нули, показывая своё умение зарабатывать, и в Луции взыграл грагерренский стыд?
Из благородного и пылкого, пусть и весьма странного юноши, Ульрих медленно, но верно превращался в ответственного мужчину, готового подставить плечо, решить сложную моральную дилемму, провести переговоры, вычислить вражеского агента или усмирить толпу поставленной речью. Золотой мальчик стал золотым наследником.
Беда пришла откуда не ждали.
Вернувшись из последней — и весьма успешной — экспедиции в университет Килдраса для отчёта о найденных манускриптах и артефактах, Ульрих получил шокирующую, переворачивающую весь его пусть и полный загадок и опасностей, но всё же крайне просчитанный мир с ног на голову. Его матушку, благородную леди Элени, вместе с охранным эскортом и несколькими фрейлинами убили во время дружеского визита в соседнюю провинцию Карлиона. Тайная Полиция совместно с паладинами клятвы Короны быстро нашла виновных в сим преступлении — те даже не скрывались особо, скорее кичась победой, чем заметая следы. Ими оказались последователи культа Хаоса, мечтавшие погрузить мир в состояние, близкое к первобытно-общинному и мстящие то ли за смерть древних богов, то ли за то, что Карлион поддерживает чересчур дружеские отношения с Драгонспайром. Их ловили, пытали и убивали. А лидеров в назидание повесили на центральной площади.
Ульрих прибыл как только смог, но не успел даже к похоронам. Всей его жреческой силы не хватило для того, чтобы воскресить самого близкого и любимого ему человека. Именно тогда, уже по остывшим следам из трупов повешенных, он решил провести собственное расследование. И пусть улики были на лицо, а всё сходилось тютелька в тютельку, ощущение, что это — лишь прикрытие, начало чего-то куда более масштабного, так и не сумело покинуть его, затуманив разум.
Не мог благородный бог, в молитвах которому говорилось о великом цикле жизни и смерти, торжестве порядка, развития и процветания, о понимании и душе каждого из существ, населяющих грешную землю, потворствовать жестоким убийствам и хаосу. Не мог быть рад этому. Не мог помогать тем, кто возомнил себя Его волей и Его жрецами.
Ульрих был зол. Настолько, что решил сам свершить правосудие. По законам Драгонспайра и Карлиона. По истинным заветам Торниса.
«— Оставь месть глупцам, а правосудие Тайной Полиции, сын. Ты не можешь днём накладывать на себя маску дипломата, а ночью скакать по стране в зачарованных доспехах и убивать неугодных. — Почему же?.. Могу. — Потому что это безумие! Ты наследник, Ульрих. Ты — мой единственный сын. Твоя мать не хотела бы потерять тебя лишь потому, что ты возомнил себя «городским мстителем». — Это не месть, отец. Месть, вопреки расхожему мнению, не приносит облегчение. Я лишь хочу делать то, на что был избран, как будущий правитель и как жрец Времени. Нести в этот мир Закон и Порядок. И если с этим не смогла по уставу справиться Тайная Полиция, кто знает… быть может, отринув его, смогу справиться я?..»
Sexuality
Образование
Получил высшее образование в университете Килдраса по специальности исследователя, теолога, археолога и историка. Знаток большинства гуманитарных наук. А вот с математическими не сложилось. А если и сложилось, то тщательно скрывается. Там, где не помогают природные навыки, есть пресловутая корона зануд и умение говорить дурь с прямым лицом. Так же имеет весьма посредственные представления о теории магии за счёт уроков Вэла.
Работа
Профессор. Самый молодой проректор университета, который почти не бывает на своём рабочем месте. И слава Триединому. Появляется только в приёмной комиссии, на исследовательских саммитах и во время сдачи экзаменов. Ко всему прочему ещё и наследник Танзаннира.
Ментальная травма
До недавнего времени моральной травмой Ульриха была скоропостижная смерть матери от рук особо радикальных еретиков. Терзаемый чувством вины, он отдал память об этом в обмен на силу, тем самым почти полностью притупив животную и неконтролируемую ярость к подобным отбросам общества.
Почти. Потому как на подсознательном уровне каждый раз, когда Ульрих встречается с заказным убийством, радикальными взглядами (с любой из сторон), организованной преступностью или банальной несправедливостью, внутри смешивается личное и догматы жреца Порядка, создавая адскую смесь с желанием зарубить подобное на корню.
Подобное не остаётся незамеченным со многих сторон. Потому частенько на нижней половине лица присутствует пугающая полумаска. На случай, если преступник сможет передать что-либо до суда/казни или сбежать. Свои, конечно же, знают. Тахмар, очевидно, тоже. Но, как и любой представитель высшей иерархии исполнительной власти, он так же является своим. Остальным же об иной грани личности золотого наследника и археолога с придурью знать не обязательно.
Мораль и философия
Неукоснительно соблюдает законы рыцарей Торниса, а так же ту часть законов Карлиона, которую считает правильной: остальное — как уплату налогов с добытых реликтов, например — тщательно обходит стороной, используя законодательные лазейки и делает вид, что не обращает на них внимание.
Не считает себя мстителем или народным героем, но с радостью берёт на себя роль лидера, судьи и палача там, где удаётся взять, или же в ситуациях, где приходится действовать быстро и проявлять инициативу. Гражданам Карлиона и союзных государств всегда даёт шанс сдаться и добраться до квалифицированного суда и тюрьмы Килдраса, остальных же — тех, что можно причислить к тварям, даже разумным — карает без жалости и каких-либо угрызений совести.
Пытается помочь всем, кому может. А тем, кому не может, найти тех, кто может помочь. При этом руководствуется правилом давать человеку то, что ему нужно, а не то, что он хочет. Даже если это "нужно" — профилактический пинок под зад.
Урбанист, сторонник массового просвещения и парламентской монархии. Судит обо всех одинаково (плохо). Неважно, кто перед ним, какого сословия, вероисповедания или расы, коль соблюдает законы, помогает обществу и является добропорядочным гражданином — молодец, а нет — сам виноват, и не потому что тифлинг или еретик, а потому что пошёл по кривой дорожке криминала.
Табу
— Не может навредить очевидно слабому или ребёнку.
— Не поднимет руку на безоружного (магия - тоже оружие). Если оступившийся человек раскается и попросит дать второй шанс, готов предоставить его, но лишь под неусыпным контролем со стороны себя или властей. Третьего уже не даёт.
— Не уничтожает книги и памятники культуры. С оговоркой на откровенное демонопоклонничество и восхваление тёмных сил.
— С презрением относится к радикалам. И сам старается не впадать в радикализм (что выходит очень сильно не всегда).
— Не понимает и не принимает тех, кто относится к простому народу, как к бесправному скоту или слугам. Ульрих считает себя его старшим братом, иногда наставником и помощником, но никогда не — хозяином. Он судит обо всех одинаково и относится тоже, потому поддержит крестьян, а не зажравшегося дальнего родственника. Возможно, в становлении подобного мнения, Лиира сыграла не последнюю роль.
Social
Религиозные взгляды
Верит как в Триединого, так и в Древних Богов. Что неудивительно. Считает Пантеон оступившимися детьми Триединого, которых общими усилиями стоит очистить от скверны и возвысить до полубогов, соларов или святых союзников. Всуе частенько поминает и Того, и других, но Торнису, очевидно, от вечных поминаний где-то там икается.
Религиозно считает себя приверженцем более научной Южно-Карлионской или эльфийской традиции. В основном, по причине того, что именно эти тексты хоть сколько сохранились за четыреста лет. В его понимании, о Богах нужно вспоминать не только, как о злодеях и разрушителях мира, но и как о покровителях и наставниках. Однако подобное остаётся сугубо личным воззрением и не афишируется, лишь сильнее подталкивая полностью уйти в исследование феномена осквернения.
"Никто не сходит с ума просто так, если я найду, почему: остальным будет проще принять Войну, как ошибку, а не желание уничтожить всё сущее".
Как уже было сказано выше: не принимает ни того, что единственной верой должна быть определённая ветвь Церкви Триединого, ни того, что в своей скверне Пантеон был прав. И тех, и других готов наставлять на путь истинный, от слов до металла и пламени. Потому крайне отрицательно относится к вышедшим из общества культам или Драгонспайру. И с удовольствием поддержит войну со всеми из них.
Социальные способности
Почти всегда разные: от расслабленно-приятельского среди низших слоёв общества, с вечной лукавой улыбкой, прищуром, обращением на "ты", дурными шутками и громким смехом до собранного и почти пуританского, по всем законам этикета, в высших эшелонах власти. И то, и другое, лишь отчасти является правдой.
Ульрих - в крайней степени интроверт, ему сложно общаться с людьми и ещё сложнее понимать их эмоциональный фон без специальных ухищрений или психосоматики. Он ведёт себя так, как привыкло общество, в которым он находится. Но ярким может бить лишь с крайне узким кругом людей, во время заданий и в драке. О да, каждое слово, замечание и язвительная шутка там всегда от души. Только не всем (точнее, совершенно не) это нравится.
Финансы
Обладает всеми богатствами четы Абрас-Карст, а так же личным счётом, который частенько пополняется за счёт экспедиций. Однако куда большим богатством считает накопленные знания.
Character Location
Мировоззрение
Lawful Neutral
Титулы
Наследный герцог Танзаннира и положенных к нему земель. Возможно, последний из ныне действующих жрецов Торниса.
Возраст
27 лет
Дата рождения
10 Кульдра 434 ЭД
Место рождения
Империя Карлион
Children
Текущее место проживания
Танзаннир
Gender
Male
Глаза
гетерохромия: один глаз серый, второй — медово-жёлтый.
Волосы
чёрный
Цвет кожи
бледный, почти болезненно-белый
Рост
6,73 ft
Вес
187,39 lb
Remove these ads. Join the Worldbuilders Guild
Комментарии