Глава I

Многие из тех, кто жил на Севере, никогда не видел и навряд ли увидит то, что видели мы. Леса, искореженные и густые, даже в самые яркие дни года серое небо, через облака которого редко прорывались скудные лучики солнца, неестественный холод, лоснящийся по земле. И чем дальше мы шли, тем больше видели следов умерщвляющей стихии. Покинутые деревни, испещрённые глубокими расселинами земли, мёртвая почва и то, что осталось от живности и флоры. Всюду стоял ни с чем не сравнимый запах. Это не был запах разложения, будь то вонь от гниющего мяса или плесени, о нет! Этот запах издавал мор, знакомый тем, кто встретился с ним лицом к лицу и проникся его сверхъестественной природой. Аромат забвения и сладкого неведения, убаюкивающего и приятного, но тем и пугающим, что словно манил к себе всех, кто только мог чувствовать и наслаждаться его притягательностью. Он дурманил похлеще флинфихта, расслаблял больше самого томного сна и влёк туда, откуда брал свое начало и расползался будто туман, соединяющий всё воедино. Мы шли несколько дней и ночей, останавливаясь в небольших поселениях, чтобы передохнуть, прежде чем добраться до Моргланда - преддверья Храма Моровых. Образ моего старого дома практически стёрся из памяти и, как я думал, со страниц истории, как это было с городами за пределами Мидмуртиса. Едва шпиль одиноко стоящей церкви завиднелся из-за окраины леса, меня накрыло волной воспоминаний о безмятежном прошлом, как когда-то мы с матерью ходили на рынок за картофелем и хлебом, посещали мессу в честь Девяти и потом с отцом отправлялись в местный форт, чтобы обсудить наши планы по обследованию и завладению земель во имя ныне покойной Восточной Империи. Царивший всюду запах пустоты притуплял всякие чувства, поэтому мой разум оставался безмятежным до самого выхода к Храму. Спускаясь по склону к городу, мне не раз в глаза бросались оставленные полуразрушенные дома, трактиры и фермы, откуда, мне казалось, на нас взирали невидимые призраки исчезнувших мгновений. Наверное, так и было, потому что на протяжении всего похода через руины Моргланда наше внимание привлекали то скрипы ставней, то захлопывающиеся сами собой двери, а нередко и пробегающие и испаряющиеся в лёгкой дымке силуэты людей.

—   Хмиль собирается переправить часть ордена сюда, чтобы командиры подразделений, жрецы и капелланы жили при Храме. Интересно, на что он рассчитывает? - вопросил с долей сарказма мой друг Эрвин Борг. - Здесь даже птиц нет, а уж людям здесь и подавно делать нечего.

Эрвин поправил рыжие, засаленные волосы и смачно харкнул, чуть не попав себе на сапог. Его смуглое лицо, давно не видевшее ни моря, ни палящего солнца побережья, исказилось в недовольной гримасе.

—   Чтобы в случае чего начать зачистку - отчеканил Гвирт, поправляя огромный рюкзак на своём каменном плече, - Мор может выбраться из Храма или того хуже - с Края, а мы - первое препятствие у него на пути.

—   Первое препятствие для этой пакости и всего вытекающего — это Стража Края, она пусть и занимается этим. Они же у нас - привилегированные. - упрямился Борг.

—   Они на то и Стража, что сторожат Край. Храм и все прокаженные в нём - не их забота. На их долю и так многое пало. 

    Я лишь учтиво кивнул. Это и в правду было тяжкое бремя, стоять в гарнизоне крепостей на всём протяжении бездонной расселины, ведущий в царство Пустоты. Если Стражи от многого отказались и многим пожертвовали, чтобы просто нас защищать, то почему мы не можем облегчить их труд тем, что прикрываем им спину? 

    Моргланд был большим городом, едва успевшим родиться во времена Декады Предвестий. Здесь трудились как люди, так и гвамилары, строившие причудливые укрепления, башни и кузни. Многое из этого осталось нетронутым, однако часть домов, где у оснований виднелись огромные рытвины, естественно, исчезли в зияющей тьме подземных миров. Мы остановились где-то на половине пути, когда заметили огни на центральной площади. Это горели масляные фонари таверны "Хмельной Путь", надпись на вывеске которой была зачеркнута и дрожащей рукой переписана на "Последний путь".

—   Здесь ещё кто-то есть? - удивленно вопросил Борг. – Безумцы, не иначе.

—   Главное, чтобы это были не культисты какие-нибудь или полоумные бандиты-каннибаы. - сухо ответил Гвирт.

—   Мы в любом случае пустим их на фарш - осклабился Борг, засветив мечом из ножен.

 —  Только в случае, если здесь люди или Низшие - поддержал я Гвирта. — будь по близости Незваные, нам бы пришлось несладко.

—   Та на этот случай у нас есть Хмиль, у него говорят этот, меч, окроплённый кровью Доблести есть.

—   Одним мечом ты хрен что сделаешь, разве что на одного Незваного его и хватит. 

    Борг скорчил гримасу и замолчал, осматривая руины.

—   Не хотел бы я жить здесь. Надеюсь, мы не будем теми, кто останется здесь.

—  Я тоже на это рассчитываю, — произнес подошедший к нам Арвуг Диль. — Это место источает дурную энергетику, но, если Хмиль скажет, придётся повиноваться.

Диль, родом оттуда же, откуда и Эрвин – с Западного Побережья, выглядел куда веселее и бодрее, чем вся наша компания вместе взятая. В принципе, этот фоэлл всегда улыбался, даже когда дела шли хуже некуда и этим он подбадривал нас, вселяя мнимую надежду на лучший исход событий. Он посмотрел на меня своими чёрными глазами, в которых словно звёзды на небе блестели маленькие огонёчки, и подмигнул, пожевывая пепельный лист.

—   Арв, дружище! - с улыбкой сказал Борг, поворачиваясь в сторону товарища. — Я тебе о том и говорю: если Хмиль соберётся расположить здесь основные силы, а это мы, к слову, — обведя всех пальцем, сказал Борг. — Боюсь, Предел разворуют и разрушат еще до того, как падет Лагерь Всех Спасённых. Поэтому может ты замолвишь за нас словечко, а? 

    Я переглянулся с Гвиртом. Чуйка у Борга была что надо, но иногда эту способность было легко спутать с паранойей. Он был чересчур искренен и порой ему за это сильно доставалось, однако, если говорить на чистоту, я ему даже завидовал – слова, которые он порой говорил будто вертелись на языке, но ни у меня, ни у Гвирта не хватало духу их произнести толи из-за смирения, толи из-за стеснения. Поэтому сейчас мы даже были рады, что он сказал об этом.

—   Не секрет, что вы с Хмилем сблизились за последние годы. Он уже считает тебя своим приемником и называет правой рукой. Думаю, тебе не составит труда уговорить его не брать нас в эту авантюру.

—   А как же долг всякого члена Ордена без пререканий исполнять приказ и идти за своим лидером в самую бездну? - с улыбкой ответил Диль.

—   Мы все тут знаем, что долг куда важнее жизни, - с серьезным лицом сказал Борг. Но раз мы сражаемся за эту самую жизнь, почему бы не защитить в первую очередь свою? 

    Мы все поддержали его умозаключение утвердительным кивком.

—   Ладно, я поговорю с Хмилем, как появится возможность. Сейчас он погружен в раздумья по поводу поиска излечения мора где-то в подземных лабораториях Храма Моровых. Он сейчас не отходит от того фоэлла с Востока, обсуждает с ним возможность поиска вакцины.

—   Рином? - басовито вопросил Гвирт.

—   Знаешь его? - ответил Арвуг.

—   Слышал, что он один из немногих кто не заразился мором, при этом сам практически круглосуточно, не смыкая глаз, врачевал среди больных. Я не говорю уже о том, что он пережил Праздник Последнего Дня и выбрался практически целым и невредимым из Района Скитальца, участвовал в эвакуации людей из Лагеря Всех Спасённых, и, преодолев десятки миль, добрался до Речного Предела.

—   Жрец Рода Эринмарн, что тут сказать - процедил я.

—   Тут никакое высшее жречество не поможет. Да и вера в Девятерых не спасет. Он явно из колдунов или культистов. Небось практиковался в Таинстве еще до того, как его нам даровал Откровение... перед тем, естественно, как уйти на покой. - приметил Борг.

—   Может быть, может быть. В любом случае фоэлл он явно везучий як Раскованность. Так что следует держаться его и Хмиля, а как будем в Храме, всё и обсудим.

—   Спасибо, Арв. - искренне произнес Борг и обнял фоэлла. - Мы выстоим только если будем идти к цели все вместе. 

    После недолгих обсуждений насущных тем, мы направились к площади, куда уже стянулись воины ордена и обозы с припасами.

…

Сумерки сгущались и близилась долгая ночь. Навряд ли можно было назвать днём серую и невзрачную темень, которая нас сопровождала практически на всём пути к Краю, однако уж лучше идти в этой лёгкой дымке и низкой ясности, чем в вырвиглазной темноте. Было решено остановиться в Моргланде и переждать до утра.

Многие из воинов ордена расположились в палатках, не решив заходить в дома, но и среди них было исключение, в виде любителей помародёрствовать. Хмиль и Рин стояли возле таверны и что-то сонно обсуждали, пока не зашли внутрь. Арвуг руководил обустройством лагеря и организацией дозора, что был обязан блюсти за окружением. Я же уселся подле только что разожжённого костра и принялся за рукопись, которую вы видите и поныне. 

Бриг и Гвирт осушали запасы эля, которые по хорошей цене урвали с рынка Предела и тихо пели песню о Городе Мирне, где таился сладкий покой каждого странника мира, разрушенный злым королём, что яро любил власть, богатство и славу:

Славный город Мирн, стоял в дали от бед,

Пока скупой король не стер последний след,

Ведущий в дивный сад, лишенный зла и тех,

Кто так желал не счастья, а сладкий вкус побед…

Ночь эта была тихой и мирной. В дома заглядывал ветер, завывающим и свистящим призраком врываясь в комнаты, полные пыли и паутины, проносясь через леса и поднимая листву вечносухих ясеней и клёнов, сбрасывая иголки столетних елей на топи и трясины и в конце концов закрадываясь во сны уставшего воинства умирающего мира. Он нашёптывал сладкие песни о доме, дорогих людях и неведении, вымаливая слезы, которые были для него скупой платой за сказания. Я не видел снов той ночью, как и до этого, но был благодарен всем богам за это - я не хотел просыпаться с мыслью о тех, кого уже не вернуть…

…

Впереди нас ждали еще несколько миль до еще одного не менее грандиозного и легендарного места. Каждый раз, когда я попадал в такие угодья, внутри рождался трепет, состоящий из примеси тревоги перед неизведанным и предвкушением новых ощущений. Храм Моровых некогда был огромным памятником архитектуры, сравнимый разве что с крупной церковью в столице Восточной Империи (которую, к слову, строили больше ста лет). Из уст многих мехтормов, это удивительное сооружение было пристанищем одного из Архитекторов (как эти машины называют своих создателей), а именно - Дыхания, Бога Новорожденной и Угасающей Жизни. Этот монумент, чем-то схожий по стилю с большинством особняков и церквей Империи считался одним из самых ярых примеров неоготики. Когда мы только возводили первые, грубые произведения искусства, этот гигант красовался здесь уже не одно столетие (если не тысячелетие). По легендам, рассказанным машинами, эта резиденция была построена Искусностью, Мастером Архитектурных Дел, Кузнечества и Ремесленничества, как проба пера перед застройкой новых павильонов, фабрик и архитектурных изысков. Когда мы жили в Моргланде, мы иногда захаживали в леса на юге от города и слушали, как в глуши щебетали птицы, журчали ручьи и доносилась едва слышимая песнь, несущая невообразимые образы и картины, полные умиротворения и восторга. За столпами деревьев, пышной вуалью кустов и густых шапок папоротников и травы скрывался древний оплот, раскинувшийся во все стороны света на сотни метров, огражденный высоким кирпичным забором, в свою очередь украшенным орнаментом и ажурными деталями. Множество зданий по всему периметру Резиденции, множество памятников, статуй и фонтанов - отлично вписывались в архитектурный стиль самого храма. Сейчас, как никогда до этого, это место казалось взятым в цепкие и жадные лапы запустения. Кирпичные стены забора, обвитые плющом и диким виноградом, выцвели и теперь походили на замшелые камни, брошенные на произвол судьбы. Здания обветшали, а некоторые из них и вовсе обрушились, оставив после себя лишь руины. Фонтаны, статуи, обелиски и многие другие памятники тоже разрушились под натиском катаклизмов, но среди них были и те, что не поддались ни пагубному воздействию разрушений, ни даже мху и пыли, что въедаются в поверхность и становятся его частью, как бы того не хотел камень и мрамор. Но что самое главное, это сам храм, возвышавшийся над всем прочим, величаво и горделиво вещавший о себе, не используя слов; оставшийся таким же, каким и был раньше, не считая поврежденного западного крыла, где немного обрушилась стена. Это было крупное здание из кирпича и камня, чьи зубчатые стены, украшенные множеством шпилей, витражных окон и резных лепнин вдыхали волнение даже в души тех, кто был твёрд и неприступен, как скала. Его главные западное и восточное крыло высотой в три этажа и дополненные квадратными башнями раскинулись практически на милю, соединяясь в главном холе, больше похожем на цитадель какого-нибудь замка. Из центра этой цитадели возвышалась восьмиконечная башня высотой практически в 300 футов, по велению чуда не обрушившаяся ещё во времена строительства, не говоря о следствии землетрясений. За башней расположилось южное крыло с остроконечной крышей, вмещавшее в себя крупные залы, ведущие в сотни комнат и помещений, полных различной утвари, безделушек и артефактов. В свою очередь южное крыло разделялось на небольшие ответвления: малые восточное и западные крылья, соединяющиеся в основном зале с огромным витражным окном и с изображенным на нем единением Девяти Творцов на фоне древа с глазом - стоявших над всеми Старших Архитекторов: Откровения, слепца, скрывающего свои узревшие все-и-вся глаза, державшего в руках книгу судеб - Акадаксиз, Тверди с венцом из пылавших метеоров и Дыхания, державшего в руках человеческое сердце, обвитое шипами терновника, и Младших из них: Идейности, Отца иных Мыслей и Идей, Неизменности, Соблазнительницы и Защитницы Воли, Раскованности, спутницы Ветров и Богини Свободы, Доблести, Покровителя воинов и Разжигателя войн, Искусности, Мастера Всех Дел, Приверженности, Хранительницы Очага и Людских Уз. Это и многое другое, что таилось за запертыми дверями подвалов и подсобок, нам только предстояло узреть, а пока мы шли к этому дивному месту, представляя себе образы и картины интерьера и архитектуры, пересказанные из уст в уста теми, кто бывал тут раньше. 

Когда мы подошли к вратам в оплот божественных начал, я осознал всю свою мизерность и никчёмность перед дланью, создавшей всё это. Представить себе, что этот грандиозный монумент стоял здесь с незапамятных времён и одаривал своей красотой округу, когда за пределами стен Города Богов ничего такого не было и в помине, было невозможно. Однако глазеть и рассматривать тщательно все эти прекрасные памятники культуры у нас не было времени - нужно было разгрузить повозки, организовать дозоры, подготовиться к обустройству. Нам предстояло много работы, ибо это место в недалеком будущем должно было стать твердыней прокаженных - Храмом Моровых, где жрецы, лекари, виртуозы Таинства или даже учёные со всего света помогали в исцелении больных и поисках лекарства от напасти, именуемой Пустотным Мором. 

С нами прибыло около ста пятидесяти человек, в Храме к тому времени находилось около шестидесяти, вечнобдящих за ситуацией и порядком, уставших от здешних погодных условий.

—   Есть чо пожрать, - обратился к нам один из гарнизонных. - Я мяса не видел месяца два - один лишь черствый хлеб, да ту хрень, что на грядках растет.

—   Вяленое есть, — сказал Гвирт. — Ты главное все не съедай, а то потом обопьешься.

Гвирт несмотря на то, что выглядел крайне громоздко даже для гвамилара, с необычной ловкостью достал из походной сумки крошечный по сравнению с его рукой свёрток в две человеческие ладони длиной и передал свои запасы стражнику.

—   Спасибо, милсдарь, за заботу. Тут хоть, хвала Девяти, питье в достатке имеется - источник, что в главном зале, чистую, словно слеза младенца, воду извергает. Жратвы нет, но хоть упейся. 

    Мы пошли дальше от ворот к Арвугу, но заметили, как он общается с Хмилем и решили пока не беспокоить командира. Мы и еще несколько бойцов, жрецов и капелланов ордена ждали дальнейших распоряжений нашего командира. Было ясно, что, к примеру Гвирт, мастер на все руки, будет помогать ремесленникам или строителям в обустройстве Храма и близлежащих сооружений; капелланы начнут организовывать оборону от Низших, захаживающих в места, где можно полакомиться мясом, а жрецы будут закреплены за определенной территорией и будут следить за больными, всевозможными методами поддерживая жизнь в их разлагающихся телах. Такие как я и Борг станут костяком охраны Храма или будут чистильщиками закрытых подземелий. В последнем участвовать было неохота в первую очередь потому, что перспективы спускаться в тёмные подземелья не казались мне радостными. По словам гарнизонных, расположившихся здесь изначально, туда они даже соваться не пытались - замуровали проход, выставили дозор и дело с концом. Пока позволяло время, я наблюдал за тем, как новобранцы разгружают повозки, а капелланы и жрецы ведут больных в Храм, и думал над тем, смогут ли они отыскать лекарство, способное остановить распространение мора, приведшего нас к самой окраине падшего мира. Мой отец, сейчас находившийся в одной из недавно обустроенных палат вместе с десятком подобных прокажённых, был тем, ради кого я и затеял вступление в Орден - все мы хорошо знали, что безымянные и обездоленные люди, до которых теперь никому не было дела, были обречены на гибель если не в лучезарном огне или в Свете Девяти, то в бездне за Краем, что куда ужаснее. А так я хотя бы обеспечил его существование и, возможно, (на что я надеюсь всей душой и сердцем) спасение. Может быть, однажды мы вызволим их всех из этих тяжких пут, что уготовил нам Рок.

—   Скажи, - обратился я к одному из стражников, - а правда ли то, что моровых на поздних стадиях болезни, вы скидываете за Край? 

    Кучерявый парень, по виду необразованная деревенщина с окраин какого-нибудь захудалого городка Империи, весь перемазанный, засаленный и грязный, посмотрел на меня и ответил куда более красноречиво и уверенно, чем выглядел он сам.

—   Так и есть, командир - ответил юноша спокойным и звонким голосом. - В ожидании подкрепления нам приходилось мириться с местным климатом и тем, что ночами пыталось проникнуть в наш дремлющий лагерь. Нечасто на нас нападали Низшие и тем более Незваные, больных среди нас не было… но это по первым порам. Не знаю, как и каким образом, но в скором времени имело место быть заражение пустотным мором… в начале - в единичном случае. Среди нас было пару обученных по такому случаю жрецов, ну, чтобы выявлять зараженных. Да только, милсдарь, многие из тех, кто был заражен, скрывали это. Они сидели поодаль от остальных, когда все собирались подле костров, скрывали лица на построениях. Когда выявили их болезнь, было уже слишком поздно - чёрные глаза, вены, бледная кожа, непонятные отростки по всему телу в конце концов выдали природу их поведения!

—   Парень смотрел вниз и представлял картины прошлого. Он словно хотел был с кем-то поделиться этим, но не мог, потому что знал, что все, кто его окружал - тоже были очевидцами этого ужаса. Я тоже узрел это, но в Речном Пределе, когда бушевал мор, поэтому был солидарен с парнем.

—   Мы были в разных группах, милсдарь - я и еще несколько моих друзей. Бывало и такое, что группы эти сторонились друг друга. Засядут где-нибудь в Храме и сторожат проходы подземные, хрен ли их трогать? А они уже больны к тому времени были, причитали о своем словно в бреду… 

    Парень отвел глаза от того места, которое буравил уже несколько минут и посмотрел в мои глаза. Его впалые и серые как небо над Мидмуртисом глаза кричали неслышимым воплем, и я слышал эти стенания каждой фиброй своего тела.

—   Мы кромсали их, рубили и проклинали, а затем останки сбрасывали в зияющую бездну, что скрывается за обрывом, разделяющим миры потерянных мечтаний. Они не хотели признавать своего уродства, свою бесчеловечную натуру, отказывались лечиться, потому что были убеждены в бесполезности стремлений побороть то, что является естественным процессом… «Нельзя победить смерть — говорили они — но возможно отказаться от страха». И смотрели на нас своими чёрными, пустыми глазами - без эмоций и жизненной искры. Этого врага нет никого страшнее, милсдарь - того, кто уже на грани смерти принял участь и не боится этого признать. 

    Только парень перестал говорить, как я пробудился от транса и осознал, что, без малейшего мановения слушая, ловил каждое слово. Нас двоих отвлек крик откуда-то из помещений Храма. Отразившийся в сводах, разносимый по залам и башням, он был неуловим. Было сложно понять, где зародился тот крик и где в конце концов он угаснет…

—   Если бы я мог жить спокойно после того, что узрел, - услышал я голос за своей спиной, как снова раздался крик, но уже из другого крыла, - может быть я бы и убрался отсюда как можно дальше на север. Но с этой истиной не рождают детей и не строят дома на века, с этой правдой либо сражаются и умирают с мечом в руках, либо кончают с собой и уходят тихо, не обронив ни слова. 

    Из дверей главного входа вывалился худощавый парень, весь запыхавшийся и бледный, словно смерть. Он крикнул что-то находившимся рядом ратникам, и те сломя голову помчались за ним вглубь Храма. 

    Завыл ветер, а за ним в след посыпались скупые капли чёрного дождя прямиком из темно-серых туч, нависших над нами. Я спросил имя паренька, пожал ему руку и распрощался. Пока я шел к Боргу, стоявшему подле Храма,  я раздумывал о чем то своем и не заметил, как говорю в слух:

—   Мы выстоим, Стигз, потому что мы - последняя надежда этого мира.

…

Близилась ночь. Моровые угомонились после того, как им привили парочку снадобий и освятили светосодержащими кристаллами. Один из них в порыве неописуемых ощущений и болей напал на жреца, что-то бормоча и о чем-то причитая. Его и других моровых угомонили насильно, некоторых в порыве ярости исполосовали и сожгли. Это было начало нескончаемого бремени у Края, которое нам было суждено нести всем вместе. Честно сказать было трудно с этим смириться, но другого выхода у нас попросту не было.

Как я и говорил, нас назначили в команду по расчистке катакомб, судя по плану и схемам представляющими из себя сеть лабиринтов, крупных подземных залов и помещений. В отряде был я, Борг, молодая фоэллка, знающая некоторые действа Таинства и вездесущий мехторм, один из немногих, кто был направлен с нами в поход по приказу некоего Доктрината – незримого ордена, находящегося на службе у Создателей. Арвуг занимался планированием действий и обсуждал с командованием вопрос финансирования, расквартирования и переправки сил Ордена ближе к Краю, а также укреплением имеющихся сооружений и постройкой новых. Гвирт стал одним из инженеров и строителей, чья задача была предельна ясна – возведение зданий и стен вокруг Храма. В итоге стало ясно, что дел у нас непочатый край, а людей - раз два и обчелся. Следующий караван снабжения прямиком из Преддверья ждать придётся не меньше месяца, а помощи от мехтормов ждать не приходится – большая часть занята ремонтом сооружений по всему Мидмуртису, зачисткой подземных тоннелей от Низших и выполнением иных поручений Архитекторов. Может быть, в случае неотложной помощи они и примчат сюда на всех парах, но что для бездушных машин вообще значит понятие о взаимовыручке – они придут сюда только по приказу сверху, а к тому времени от нас ничего уже не останется.

Я сидел у камина в одной из комнат обветшалой казармы и тщетно пытался согреть руки, потирая ладони и иногда дыша на них воздухом, согретым в лёгких. Сейчас все отдыхали после насыщенного дня, набирая новые силы для завтрашних свершений. Усталость не брала надо мной верх – я ей попросту не давался. Раньше, когда я еще был рядовым бойцом и стоял по ночам в дозоре, я не смыкал глаз в ожидании нападения на город. Пока мой сменщик крепко спал, пуская слюни, я смотрел в густой чёрный лес и ждал, когда он покажет свой оскал. Но всякий раз я встречал рассвет живым и здоровым, не сожранный какой-бы то ни было тварью или неведомым мраком. Силы во мне били ключом каждый раз, когда я думал о доме, просыпался или просто дышал. И до сих пор, спустя столько лет, я неумолимо жду того часа, когда чрево всепоглощающей тьмы изрыгнет на меня все ужасы, которые не будут идти вровень с тем, что я себе представлял. Больше всего я боялся, что однажды выбьюсь из сил и паду ниц перед той минорностью и бездной, что жаждет поглотить нас всех. Это не только страх перед неизвестным, необъятным и неизбежным. Это – отчаяние, что всё, ради чего мы сражались, было зря…

— Стоишь словно робкий убийца, выжидающий момент, чтобы напасть. – сказал я, вглядываясь в искры, вылетающие из-под поленьев, шишек и иголок.

— Не хотел отвлекать от размышлений – с улыбкой произнес Эрвин и после недолгой паузы продолжил. – Кажется, это место под стать твоему духу, Нолт. Оно, как и ты, взывает к размышлениям. Не хочешь выпить?
Борг подал бутыль с полустертой этикеткой, предварительно отхлебнув.

— Нет, спасибо, здешний воздух и так чересчур пьянит.

 
        — Как знаешь, - пожал он плечами и пригубил еще. — Это лучшее пойло во всём Речном Пределе. На вкус как моторное масло, но по шарам дает знатно.

Я улыбнулся и кивнул в знак согласия. За окном качался лес в унисон с таинственной мелодией, доносящейся отовсюду и везде. Она была грустна, как баллада о том несуществующем городе Мирне - о рае, разрушенном людской алчностью и гордыней.

— Не нравится мне всё это, Нолт - пробубнил Эрвин, осматривая через горлышко дно бутылки. - Если мы здесь останемся, пить дать с нами случится непоправимое.
         — А разве оно ещё с нами не случилось? - я отвел взгляд от камина и развернулся к нему. - Мы всякий раз стоим на грани гибели и всякий раз остаемся в живых, в то время как каждый день умирают люди, сгорают и пустеют деревни. Это — Судьба, не иначе…
        — Того, кто эту судьбу придумал, лучше сразу на дыбы поднять, а потом допросить и повесить.
Борг покрутил в руке пустую бутыль и сел на пол.
        — Завтра в подземелье, послезавтра должно быть тоже, через неделю в караул, через месяц командовать новобранцами, через полгода заразиться и умереть в муках. Перспектива удручающая и в этом вся наша судьба.
       — А на что ты рассчитывал, когда шёл в Орден? - осклабился я. Ты знал на что идешь…
      — Да не знал я ничего, бездна ты сизая - повысил тон Эрвин. - Сначала я думал, что смогу пробиться в люди, находясь Преддверье, когда Ордена как такового еще не было. Дружина Алых Фонарей, как тогда еще называли Орден, была щитом человечества, и я думал, что именно благодаря ей найду свое прибежище. Займу неплохую должность и осяду у богов за пазухой, вальяжно расхаживая по богатым улицам и мостовым. Но было понятно, что моим мечтам не суждено было сбыться - то, что происходило в Речном Пределе рано или поздно могло добраться и до нас. После этого моё коварное сердце сыграло над разумом злую шутку, не без помощи Каэлля Суэля, бывшего главы Дружины и нынешнего лидера Стражи Края. До сих пор помню его пламенную речь на площади Мира в Преддверье. Даже в моей напрочь гнилой душе нашлось место для светлых мыслей и чувств, насыщающих тело и разум храбростью и тяжбой к саможертвенным свершениям.

Он резко встал, завел руку с бутылкой за спину, а другой, как оратор водил перед незримой публикой.
         — Мы все здесь заложники чуждых кровей и мышлений, рабы пресловутой машины, рвущей на части бытность знакомую до глубин наших душ. Сегодня одни выберут остаться здесь и трястись за свое бренное существование, а другие - ринутся в бой и защитят то, ради чего всё это создавалось. Там, в Речном Пределе, куда боятся сунутся все без исключения, наши братья и сестры борются за жизнь против сил, которые мы сможем победить только вместе. Да, у вас, как и у меня, есть враги и друзья, есть семья и обязательства, но я не хочу сидеть и ждать, когда всё, что строили наши предки и мы, исчезнет в пучине невежества и страха, разделяющего нас и тех, кому мы не хотим или боимся помочь. Я хочу, чтобы мы жили так как было до этого и впредь, но пока Высшие гибнут, сражаясь против болезней и голодных до плоти и крови тварей, мы обречены на погибель. Мы – возможно последняя надежда умирающего мира. Без нашей самоотверженности и отваги падут сёла, города и в конце концов у нас не будет ничего, ради чего можно сражаться. Поэтому я спрашиваю у вас – готовы ли вы идти со мной на край света, чтобы дать бой неизбежности и судьбе в надежде выиграть войну и победить смерть?

Я улыбнулся и покачал головой, потирая одной рукой щетину на подбородке. Эрвин, закончив свою речь, улыбнулся в ответ и подошел ближе ко мне. Он смотрел в жерло огня, потирая навершие меча.

— Я пошел за ним и до сих пор мне кажется, что будто у меня есть причины бороться, но порой, как сейчас, меня тяготят сомнения – а в правду ли мы способны бросить вызов судьбе и не дать нам кануть в лету?

Я посмотрел на него и понял, что этим вопросом задавался и я. Да что уж там я, каждый, кто дышит и живёт на этой бренной земле не знает, сможем ли мы победить в войне, начатой неведомой силой. На его лице причудливо плясали тени, обрисовывая обветренные щёки и шрамы. Огонь, что извивался в камине пламенем солнца, вкраплялся в глаза и также дивно блистал словно камни на дорогом ожерелье. Мы оба молчали и слушали как трещали поленья, а в лесу скрипят деревья от ветра и шумит сухая листва. Где-то там, за этим Храмом, вдали, скрываются земли, давно покинутые нами. Всё, что осталось от Старого Мира – лишь воспоминания в умах ещё способных помнить и мыслить. Иногда, когда я думаю об этом, в голову закрадывается вопрос – а существовало ли всё это по-настоящему, не сон ли это? Может быть, и это всё сон и стоит только проснуться, чтобы вернутся домой, где я всё еще дитя, не знающее боли и страданий от потерь и нереализуемых свершений?

Я мог бы проснуться, но сейчас я могу только… уснуть.